Лабиринт

И все же одного человека Ханенок любил. Правда, давно. В памяти осталась толстая добродушная тетка, старшая сестра матери. Она всегда приносила конфеты и печенье, однажды на день рождения подарила ему велосипед «Орленок». Ханенка она жалела и, подвыпив вместе с матерью, гладила его теплой пухлой ладонью. Тетка рано умерла от болезни сердца, и Ханенок даже плакал на ее похоронах. Последний раз в жизни.

Года два назад, движимый каким-то непонятным чувством, он пришел в теткину квартиру, где жила ее дочь с мужем и ребенком. С собой Ханенок принес бутылку ликера и конфет. Они немного выпили с двоюродной сестрой, но разговор не получался. Ханенку были неинтересны ее рассказы о родственниках, о школе, где она работала, и где когда-то учился Ханенок. Он молча слушал сестру, ел картошку с печенкой, селедку, а уходя, прихватил с собой перстенек, лежавший в вазе.

Сестра потом приходила к нему с мужем, спрашивала про перстень, но Ханенок отмалчивался. Сестра начала ругаться. Тогда Ханенок встал и, схватив мужа за шиворот, выволок на лестничную площадку. Сестра оглядела татуированные руки Ханенка и, плюнув ему в лицо, вышла из квартиры. Он хотел ее ударить, но раздумал и вытер плевок полотенцем. Больше никто из родни к нему не приходил.

С Мироном он сошелся после второй ходки в зону. Ханенок мечтал о машине — одно из немногих желаний в его жизни. До этого он довольствовался малым. Вволю поспать, поесть (Ханенок не был слишком разборчив в еде), посидеть в баре, где он обычно пил дешевые коктейли или водку. Женщины интересовали Ханенка мало. Он с ними общался лишь в компании, а когда организм требовал разрядки, находил или покупал девицу попроще. Однажды, когда под рукой не оказалось женщины, он по старой лагерной привычке нашел какого-то гомика и переспал с ним. Платить обещанные тридцать баксов не стал и оставил в награду за услуги пачку сигарет.

С появлением в его жизни Мирона все изменилось. У Ханенка появились машина, деньги, а главное — настоящий хозяин. Мирон угадал в нем черты умелого, беспощадного бойца и сразу приблизил к себе. Вместе с ним и Вагифом Мирон совершил первое нападение на трассе и разделил поровну вырученные деньги — по четыре тысячи долларов на каждого. Еще восемь тысяч пошло в общак и на открытие их фиктивной конторы.

Первое нападение было без крови, но во второй раз пришлось стрелять в охранника, схватившегося за пистолет. Его уложил очередью из автомата сам Мирон. Шофера, по приказу Мирона, прикончил обрезком трубы Ханенок.

Новенький автомат АК-74, купленный за триста баксов, был сразу утоплен в речке. Мирон ввел железное правило: немедленно избавляться от «мокрых» стволов. Таким же неукоснительным законом стало дня всех полное подчинение Мирону. Это сразу испытал на себе Ерема. Здоровенный, как шкаф, он несколько лет занимался карате, едва не закончил физкультурный институт и мог одним ударом замертво свалить человека. По этим причинам Ерема привык смотреть на остальных свысока: «копошатся там внизу всякие»…

Во время одного нападения на грузовики (для Еремы оно было первым) он не подчинился в какой-то мелочи Мирону. Мирон промолчал. Когда тюки с кожаными куртками были перегружены в КамАЗ, присланный из Дагестана, преподал всей бригаде короткий и жестокий урок. Подозвав к себе огромного Ерему, он, улыбаясь, показал ему пальцем на какой-то предмет за спиной.

— Глянь-ка!

Туповатый и высокомерный от сознания собственной силы Ерема неторопливо повернулся. Мирон точно и сильно ударил его кулаком в пах. Вскрикнув от дикой боли, каратист свалился на мерзлую землю. Минуты две он катался, зажимая пальцами мошонку, ругаясь и подвывая. Наконец выдавил:

— Что же ты делаешь, сволочь?

— Я — сволочь? — удивился Мирон. — Ханенок, ты слышал?

— Ну…

— Отрежь ему для начала ухо.

— Шутишь, шеф?

— Во время работы никаких шуток. Быстрее!

В вытянутой руке Мирон держал автомат. Точно из такого он месяц назад застрелил охранника. Ханенок, уже ездивший на новой машине, подаренной Мироном, нерешительно топтался. Мирон бросил ему короткий шведский нож с рифленой рукояткой. Ханенок подобрал его и, попробовав пальцем лезвие, сказал:

— Пусть Вагиф поможет. Ерема вон какой бычара.

— Он будет лежать смирно.

Мирон передернул затвор и выстрелил. Пуля ударилась в землю в трех сантиметрах от головы Еремы. Крошки льда и мерзлой земли рассекли в нескольких местах лицо. Ерема, выпучив глаза, смотрел то на Мирона, то на приближавшегося к нему Ханенка.

— Какое ухо? Левое или правое? — обернувшись, спросил Ханенок.

— На твой вкус.

— Понял…

Ханенок уже наклонился, когда Мирон скомандовал:

— Отставить! Дай сюда нож.

Отточенное лезвие, коротко сверкнув, располосовало кожаную куртку Еремы. Еще один взмах. Ерема кричал, зажимая мгновенно набухшую кровью рубашку.