Лабиринт

Со злости накатала письмо в обком партии. Сразу в высшую инстанцию. Что же это творится? Бандиты на свободе разгуливают, а наш советский суд перед ними расшаркивается. Таким макаром у нас скоро как в Чикаго будет! Не догадывалась, что через пару-тройку лет в России станет куда хуже, чем в Чикаго.

Тогда в действиях властей еще прослеживалась какая-то логика. Письмо сержанта Будниковой сработало. Дело вернули на пересмотр; чтобы не дразнить милицию, областной суд упрятал двоих рэкетиров за решетку. Третий, покруче, остался с условным сроком.

В опергруппе отработала шесть лет. Считалась уже опытным сыщиком. Привыкла к ребятам, к небольшому крепкому коллективу. Уходить не хотела, но пришлось. Умерла мать, не с кем стало оставлять дочку, и Ольга перешла в детский приемник. Работа в двух шагах от дома, и, кроме того, обещали офицерскую должность. Старый начальник ушел, а с новым она не сработалась. Он слишком приставал, а точнее, не давал проходу. Ольга, может быть, и уступила бы. Понимала, что без благосклонности шефа звездочек, а значит, и существенной добавки к зарплате не видать. Уже перестала шарахаться, когда тот гладил ее по заду, и обещала подумать насчет свидания.

Удерживала стойкая, родившаяся в первые же дни неприязнь. К его походке, рукам, неразборчивости в связях с женщинами. Однажды увидела, как шеф закрылся в кабинете с шалавой, матерью одного из беспризорных детей. Когда на следующий день шеф в этом же кабинете попытался зажать Ольгу, та вырвалась и пообещала сломать ему руку или еще что-нибудь…

— Я тебе не помойное ведро, — орала она, побелев от злости, не заботясь, что ее услышат за стеной.

— Тише, тише, я же пошутил, — успокаивал ее начальник. По глянцевой лысине стекали крупные капли пота. Он уже был наслышан о бешеном характере Будниковой и сейчас не на шутку перепугался, опасаясь скандала. Испуг быстро прошел, но с тех пор начал осторожно, не спеша выживать вздорную женщину из своей конторы.

Выкинуть, придравшись к пустяку, не мог. Ольга в милиции была человеком известным. Выступала в областной команде по пятиборью, имела первый разряд по стрельбе, и сам начальник УВД раза два вручал ей грамоты и медали. Жалует царь, да не жалует псарь… Верная поговорка. Генерал далеко, а обозленный майор рядом. Он все графики составляет: работы, выходных, отпусков. А здесь полный простор для творчества. Можно так зажать, что запищишь и поплакаться некому. Знала, куда идешь! «Наша служба и опасна, и трудна…» В общем, год кое-как выдержала. Ушла бы в другое место и раньше, только с должностями для женщин непросто.

Кинулась к Земцову, которого знала давно, еще по опергруппе: «Помоги, Николай Иванович!» Тот долго раздумывал, куда же пристроить? Уговорил свое начальство, взяли в Управление на бумажную работу. По крайней мере, день нормированный, в половине седьмого уже дома. И в обеденный перерыв иногда сбегаешь, дочке еду подогреть и глянуть, чем занимается единственное чадо. В уголовном розыске отношения попроще, за каждым шагом не следят.

С мужиками Ольге не везло. Вышла замуж рано, еще на втором курсе педучилища. Муж тоже учился, в политехническом. Не потянул. Вылетел после первой же сессии. Мама-свекровь, Ольгу не слишком любившая, устроила сынку академический отпуск, и он полгода отдыхал. Характера и так не было, а эти полгода его окончательно погубили. Быстро привык к водке, ошивался целыми днями невесть где, а вернувшись в институт, учиться тут же бросил. Ни денег, ни учебы, ни работы…

Ольга поначалу его жалела: ничего, все устроится! Потом, не выдержав, кричала, давила на самолюбие: мужик ты или не мужик! Работай, корми семью и кончай пить! Муж, пьяненький, лил слезы, а утром снова куда-то уходил, и, по слухам, путался налево и направо с бабами. Откуда только деньги брал?

Выгнала. Позже встретила вроде бы серьезного человека. Любовь не любовь, а нравился и показался надежным. Но ошиблась. «Надежный» пожил с ней год и куда-то исчез. И причин особых не было. Через время поняла, просто надоела, приелась как женщина, и ушел, не слишком раздумывая, искать кого-то помоложе, посвежее.

И муж возвращался. Закодировался, стал навещать дочку. Наташка его любила. Втроем, вместе со свекровью, уговорили Ольгу попробовать снова склеить семью. Приняла блудного отца семейства. Только из дерьма пули не вылепишь. Каким был, таким и остался. Разве что трезвый ходил. Снова то работал, то гулял. Пытался торговать, но прогорел. Ольга заплатила за него часть долгов и спустила с лестницы слишком назойливых компаньонов, грозивших поджечь квартиру. «Я вам подожгу!» Тогда впервые ударила человека. Не жалея, кулаком в пах. И второго сшибла, врезав ногой в челюсть. Тот катился по ступенькам, гремя башмаками. Ковыляя, убегали через двор, и соседские мальчишки свистели вслед: «Ну дает тетя Оля!»