Одна из картин - море, штормовое темное море, пенные валы, корабли, обреченные погибнуть, вспышки фиолетовых молний - казалась такой глубокой, словно любой, кто осмелился в нее заглянуть, шел ко дну вместе с мореходами. Другая - весенний сад, цветение сирени, нарциссов и незабудок, серые силуэты птиц в молодой листве, мощеная дорожка, женщина в пышном синем платье с кринолином - выглядела окошком в иной мир, где все еще тепло, светло и скоро наступит лето. Третья - война, битва между рыцарями и людьми, одетыми в кожу и меха, кровь, блеск мечей и копий, черные грани метательных ножей, хмурое сердитое небо, - откровенно пугала.
Четвертая была портретом. Совсем молодая девушка с такими же светло-карими глазами, как у сэра Говарда, сидела на бортике фонтана и улыбалась художнику, будто самому близкому человеку на земле. Мужская одежда - узкие черные штаны, белая рубашка, - все равно умудрялась выгодно подчеркнуть фигуру, а низкие шнурованные ботинки шли героине портрета гораздо больше, чем туфли или изящные женские башмачки. Единственным ее отличием от рыцаря были, пожалуй, пухловатые губы и россыпь веснушек на щеках, а еще родинка под нижним левым веком.
- Моя кузина, - с любовью пояснил оруженосец. - Она высоко ценит мое искусство.
- Ну еще бы, - наконец-то выдохнул Эс, осознавший, что при появлении готовых картин дыхание отказалось повиноваться, а он вполне свободно чувствовал себя никак не менее трех минут. - Это... роскошно. Я боялся, что мы увидим вольные карикатуры упырей, с которыми тебе приходилось драться, а мы увидели... волшебные вещи.
Сэр Говард смутился и покраснел:
- Да ну что вы, это всего лишь краски, всего лишь результат работы кистью и всего лишь выцветшие холсты, к тому же довольно... э-э-э... пыльные, понятия не имею, куда мама их засунула после моего ухода.
- Это не "всего лишь", - покачал головой Уильям.
Все трое помолчали, наслаждаясь моментом. Рыцаря впервые похвалили за картины, а не за походы, Эс впервые увидел достойного художника прямо перед собой, а Уильям, все еще занятый своими собственными идеями, несколько раз переступил с ноги на ногу, будто проверяя состояние подошв.
- С этим разобрались, - удовлетворенно отметил хозяин замка. - А в чем заключалось второе твое дело?
Юноша красноречиво посмотрел на драконьи головы, перетянутые цепью.
- Сначала продай. Или прибей к стене, как делают охотники, и рассказывай своим новым гостям байки о погоне за тупыми звероящерами. Потому что эти дурацкие штуковины испортят момент, а он обязан быть потрясающим, самым потрясающим за всю жизнь. Соображаешь?
- Соображаю, - покивал Эс. - Ну-ка пошли.
- Куда?
- Прогуляемся.
Он перехватил цепь тонкой, но такой сильной рукой, что сталь отчаянно хрустнула, а рогатые драконьи морды обиженно покачнулись. И, выскочив из Льяно, размашисто зашагал к лесу.
Снаружи было холодно - Уильям затянул шнуровку на вороте пальто, такого же "щелкнутого" из Талайны, как и свитер, - и сыро. Ледяные лужи, обрамленные грязью и погибшей травой, так и норовили стать чьим-нибудь приключением - давай, вступи, и десять минут занимательных, полных ярости танцев тебе обеспечены! Однако и принц, и дракон, и рыцарь обходили их стороной, и у нетронутой небесной воды не было иных вариантов, кроме как отразить хмурое осеннее небо, где рассеянные лучи света пытались пробиться через пелену низких облаков, а тучи, пока далекие, пока безобидные, висели над горизонтом.
Эс шел, не проверяя, идут ли за ним "дети". Останки неразумных драконов покачивались в его руке, белки и зайцы, воскресшие при хозяине Льяно, прыгали прочь из-под его сапог, а деревья шелестели, словно повторяя то самое слово, что Уильям уловил от них несколькими днями ранее: "Прочь, прочь, прочь!"
Его Высочество поежился, но не от холода, а от страха. Если против него лес ничего не имел, то против Эса он был настроен решительно и мрачно, затачивая корни, как мечи, намереваясь устроить битву. И юноша, подчиняясь минутному порыву, мягко прикоснулся к очередной ветке, нависшей над звериной тропой, нежно ее погладил, придавая не меньше веса, чем любому живому существу, и попросил:
- Пожалуйста, не трогайте его. Я прошу вас - не трогайте. Он мой друг, он не причинит вреда ни Льяно, ни Драконьему лесу. Если не верите ему - поверьте мне...
И деревья притихли, настороженно и задумчиво, заново оценивая дракона. Уильяму почудилось, что он опять слышит мягкие, едва различимые голоса, но они перешептывались так неразборчиво, так глухо, что выражения сплетались в сплошной монотонный напев. Надо быть хайли, чтобы на равных с ними общаться. Надо быть хайли, чтобы не бояться их неожиданной активности - а принц как будто состоял из двух половинок, и одна из них даже не догадывалась, умеет ли пользоваться тем, что скрыла и уберегла в себе вторая.