Меня эта случившаяся в моем прошлом история более чем устраивала. Пока Станислав Можейко будет переоблачаться из литургической казулы в повседневную сутану, Рафаэль будет преть в исповедальной, нервно твердя "... охрани жизнь детей наших...". Мне этого должно вполне хватить, и момент очень удобный - итальянец меня даже не увидит. Я произнесу из-за двери кодовую фразу, что принята в их ложе для этого уровня посвящения, затем три фразы инструкции, суну в щель конверты и ходу - таков был план.
Мой взгляд, наконец, обнаружил впереди толстый загривок "коменданта".
"Все хорошо, все идет по плану", - мысленно успокоил я себя и забормотал со всеми: - Prope est Dominus, Ave Maria... *
(*лат.: господь близок, славься Мария.)
Время от покаяния до причащения тянулось необычайно долго. Я успел замерзнуть - в храме было холодно, да к тому же и сумрачно - паникадило почему-то было погашено. Вместе со всеми я вставал, пел, опускался на колени. Наконец, хором закончили запричастный стих и выстроились к амвону.
Я внимательно разглядывал лица уже причастившихся. Для большинства служба была зрелищем, что сродни походу в цирк. Но не для всех. Некоторые, похоже, действительно ощущали в происходящем нечто бесконечно ценное и были готовы заплатить за это всем спокойствием души.
Я испытал к ним странную зависть, впрочем, мимолетную. У меня есть свой символ веры, ничуть не хуже. Почему-то мне в тот момент показалось это важным, и я ощутил прилив сил.
Потом дошла очередь и до меня.
- Аминь, - пробормотал я, потупившись, и высунул язык.
"Интересно", - успел подумать, - "они на наших собраниях так же притворяются?"
Толстые мучнистые пальцы епископа вложили мне в рот плоскую лепешку, и я тут же перекинул ее под язык.
Отходя, приметил впереди плешь Рафаэля. Он стоял всего в пяти шагах от меня, у иконы, и зажигал свечу. От волнения я проглотил кашицу, в которую почти сразу превратилась облатка, не задумываясь, и каков был католический бог на вкус так и не понял.
Наступил тонкий момент: паства расходилась, зал пустел. Мне же надо было дождаться, когда Рафаэль втиснется в исповедальную. Поэтому я отступил налево, в придел Святого Людовика и, скосив глаза на Палумбо, тихо забормотал, методично обмахивая себя ладонью:
- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Благослови, Господи, начинаемое мною дело...
В одном я мог быть твердо уверен: пока я творю молитву, никто не будет задавать мне вопросов, а это уже не мало.
Я отвлекся лишь на миг, на статую святого Бернарда: идейный вдохновитель крестового похода на западных славян прикинулся совершенно невинной овечкой, и тем привлек мое внимание. Когда же я опять скосил глаза вбок, то Рафаэля на месте уже не было. Чуть довернул голову, надеясь обнаружить его около святого отца, но итальянца не было и там.
- ... вот не понял, - самым неканоничным образом завершил я молитву.
Изо всех сил стараясь шагать неторопливо, вернулся в центральный неф - как раз, чтобы заметить в проеме выходящего из храма Рафаэля.
Я так удивился, что чуть было не крикнул ему в спину: "ты куда? А в блуде покаяться?!"
Словно сомнамбула, двинулся за ним. В глазах от волненья потемнело. С досады я прикусил щеку, и слюна стала солоноватой.
Отчего в этот раз пошло иначе?! В чем я просчитался, что сделал не так?!
Ведь не могли же роды как-то сдвинуться из-за меня? Или могли...?
Некоторое время я вполне серьезно обдумывал, какой могла бы быть тут причинно-следственная связь, потом растерянно покачал головой. Нет, не складывается.
По всему получалось, что я изменила течение жизни не только управления КГБ по Ленинграду, но и по Москве, и "ласточка" в этот раз к Палумбо не прилетела. Иных объяснений я не видел.
"Ну ведь ничего не сделал, только вошел...", - я пытался мысленно ёрничать, но облегчения это не принесло.
Пошедший наперекосяк сценарий настолько выбил меня из колеи, что о необходимости опускать голову и смотреть в землю я вспомнил, только выйдя из калитки в переулок.
"Засветился на пленке по полной", - затосковал я и со злобой сплюнул на ни в чем неповинный асфальт.
Итальянец тем временем бодрым колобком удалялся по Малой Лубянке в сторону Чистых Прудов.
"Правильно, у него квартира за ВДНХ", - сообразил я.
В голове начал, пока очень смутно, вырисовываться новый план, и я свернул через проходной двор к соседнему переулку.
Рискованно? Не без того, что уж теперь... Но слишком мало я нашел ключевых точек истории, на которые могу воздействовать самостоятельно. Упускать даже одну из них - непозволительная роскошь. И я ускорился, перейдя на быстрый, очень быстрый шаг.