Квинт Лициний 2

«Эффект бабочки или резиновая лента? Мы помещены в мир Брэдбери или Андерсона? Или, что еще хуже для человечества, у нас вариант Азимова? Размажется аппарат над севером Канады или дотянет до Атлантики? А вдруг мое вмешательство изменит траекторию неожиданно сильно? Стоит оператору спутника сориентировать его чуть иначе, и вот он – „эффект бабочки“ в действии! Надеюсь, все же, в Париж реактор не попадет – это было бы слишком обидно».

Разошедшееся воображение дразнило:

«Если бы нос у Клеопатры чуть короче, вся история Земли могла бы быть иной. Будь она удачливее в соблазнении Октавиана, и мы бы, возможно, жили в других странах и говорили на иных языках – ведь Римской Империи могло не случиться».

Я томился и переживал.

Позавчера в «Правде», между здравицами в честь шестидесятилетия Советской Армии и большой статьей к столетию освобождения Болгарии от османского ига, втиснулось короткое сообщение ТАСС. В нем в качестве вероятного места падении аварийного спутника были обозначены «безлюдные районы Канады к северу от Большого Невольничьего Озера».

– Поверил… – прошептал я, опуская газету, и по лицу моему поползла неуверенная улыбка.

Андропов явно потратил часть своего авторитета на эту строчку, и, хоть это было глупо, я почувствовал за собой должок: спутник теперь просто обязан упасть именно туда. Поэтому сегодня Тому к ее парадной я довел за рекордно короткое время и сразу, несмотря на удивление в ее глазах, убежал – «Космос» в прошлый раз сгорел около двух по Москве, и я очень, очень хотел услышать трехчасовой выпуск Би-Би-Си.

Торопливо сбросил ботинки и прямо в куртке приник к «Ригонде».

– Полдень. Вы слушаете всемирную службу Би-Би-Си, Лондон. Новости.

Я грыз ногти, слушая о похищении в Бельгии какого-то промышленника. Нашли, о чем говорить! И, наконец, вот оно!

– По сообщению NORAD, около часа назад аварийный советский спутник «Космос-954» с атомной энергетической установкой на борту разрушился в результате вхождения в плотные слои атмосферы над северо-западной территорией Канады, недалеко от административной столицы Йеллоунайф. Сведений о падении крупных обломков или радиоактивном загрязнении пока не поступало.

Я откинул крышку бара. Из неоткрытого там неприкаянно маялся неизвестный мне самтрестовский коньяк «Абхазети».

Вырвал зубами белую пластиковую пробку и плеснул в хрустальную стопку светло-золотистого напитка.

– Сегодня Швеция стала первой в мире страной, запретившей разрушающие озон аэрозоли… – успело сообщить Би-Би-Си, прежде чем я выключил приемник.

– Ну, – хрипло сказал я в тишину квартиры, – за почин. Процесс пошел. Теперь жду Тримайлайленда и «Китайский синдром».

Пятница, 27 января, день,

Ленинград, Красноармейская ул.

За неделю совместных усилий сложились и команда участников, и сценарий агитбригады. Мы пробросили арку памяти сквозь те события последних десятилетий, где наше очевидное добро боролось с их очевидным злом. Получилось идеологически беспроигрышно и умеренно романтично.

Паша совершил набег на второй этаж «Дома Книги», и в классе на полстены повисли карты Кубы и Восточного Индокитая. Их быстро испещрили стрелками: то были рейды отрядов Кастро и Че Гевары, «тропа Хо Ши Мина» и весенние наступления северян. В речи одноклассников стали проскальзывать испанские словечки, а к Сёме почему-то прилипла кличка «Сомоса».

Сложнее было с «минусами» к песням. Я было уже начал подыскивать какую-нибудь не самую отвратную музыкальную группу для записи, когда Томка неожиданно взяла проблему на себя.

– Попробую, – сказала она не очень уверенно и отодвинула опустевшую тарелку, – он обещал не подсуживать… Но помощь при подготовке – это ж другое? Пусть позвонит на Ленрадио, нам не много надо – всего двадцать минут записи.

– Так, куда я тебя еще не целовал? – уточнил я обрадованно, но она лишь чуть смущенно усмехнулась. Вокруг шумела школьная столовка, и это гарантировало ей определенную безопасность от моих посягательств.

– А меня так вообще еще никуда не целовал, – призывно взмахнула ресницами Кузя, и я покосился на нее с опаской. Как говорится, «в каждой шутке есть доля шутки».

– А я, между прочим, – она сделала паузу и, манерно оттопырив мизинчики, подперла подбородок сцепленными кистями, – у военрука автомат Калашникова выцыганила на выступление.

– Ого… – оценил я и удивленно качнул. Потом усомнился: – Что, вот прямо так и выдаст?

– Не совсем, – улыбнулась она, – согласился пойти с нами на конкурс.

– Тоже неплохо. Ты ему какую руку выкручивала?

Она иронично хмыкнула:

– Проще. Хочешь, покажу как?

– Ей покажи, – я быстро ткнул в напрягшуюся Томку.

– Уверен? – блеснула глазами Кузя.

– Эээ… – я не сразу, но сообразил. – Да, твоя правда, не стоит.

И правда, зачем моей девушке знать эти трюки, как из мужиков веревки вить?

Тома непонимающе посмотрела на нас, а Кузя ухмыльнулась мне:

– Боишься? Правильно боишься. Вот и Алексеич струхнул…

Я заржал, представив, как Наташа бюстом затирает в угол затравленно озирающегося отставника, невысокого и лысого.