Квинт Лициний 2

Яся скинула резиновые сапожки, пальто и в припрыжку исчезла в глубине квартиры. Я проводил ее взглядом, принюхался к тонкому и отдаленно знакомому аромату, пытаясь вспомнить, где с ним встречался, затем махнул рукой:

— Да разберемся мы… — мама понимающе кивнула, и я с облегчением перевел разговор с неудобной темы. — Что у нее? Врача вызывали?

— Ангина.

— Температура высокая? — деловито поинтересовался я, вешая куртку на вешалку.

— Тридцать девять с половиной, — пожаловалась мама.

— У-уу… — обеспокоенно вырвалось из меня.

В голове молнией мелькнуло:

"Как бы осложнение на почки не получить", — и мозг без задержки выкинул на язык:

— Тогда антибиотик из цефалоспоринов, аспирин, чем-нибудь десенсибилизирующим прикрыться, например – супрастином, и много-много питья. Сладкий чай с лимоном, морс кисленький – три литра на день. И строгий постельный режим не менее, чем на неделю.

— Как, как? — заинтересовалась мама, хватая лежащий рядом с телефоном огрызок карандаша, — дай запишу. Це-фа что?

— Пишите, — уверенно сказал я и продиктовал по слогам, — це-фа-лек-син, по пятьсот миллиграмм. Берите сразу три упаковки, там по три таблетки в день идет, вам как раз на десять дней приема хватит.

Мама быстро зачирикала на листке.

И тут до меня дошло:

"Мля… Ты бы еще из пятого поколения антибиотик предложил…"

Мама опустила бумажку в карман передника.

— Э-э-э… Ну… А если в аптеке не будет или без рецепта не дают, — замямлил я, примериваясь, как выбраться из ловушки, в которую сам же себя загнал, — то оксациллин или эритромицин. Да, так даже лучше будет!

— Оксациллин врач и прописала, — кивнула мама. — Минут двадцать как ушла.

"Ах, так вот откуда такой знакомый аромат! — я чуть не хлопнул себя по лбу. — Ну да, на одном, видимо, участке живем. А это мне крупно повезло, что разошлись. Вот смеху-то было б… Только тут моей клоунады с ней не видели".

Щеки запылали нездоровым жаром.

— В медицину пойдешь? — заинтересовалась мама Люба моими неожиданными познаниями.

Я поймал себя на том, что сверлю жадным взглядом карман ее передника и отвел глаза.

— Не уверен… У меня в последнее время математика отлично пошла. Да что там пошла – полетела просто, — начал я закладывать фундамент будущей легенды. — Так что и на точные науки могу пойти. Но время еще есть обдумать.

— Да, до конца этого класса можно еще выбирать, — легко согласилась мама, — ну… Иди к болящей, только не долго. А потом на кухню, чаю попьем.

Я зашел в Томину комнату. Да, серьезно ее пробрало. Обессиленно прикрытые глаза обметаны темными полукружьями, на побледневших губах ломкая корочка, припухлости под углами челюстей… Присел на край кровати и положил руку на сухой пылающий лоб. Как бы не за сорок уже.

— Привет…

Приоткрыла глаза и послала слабую извиняющуюся улыбку.

Заставил себя убрать руку и озабоченно спросил:

— Аспирин пила?

Она через силу кивнула.

— Давно?

Скосила глаза на настенные часы и прошептала слабым голосом:

— С полчаса назад.

— А, хорошо… Сейчас должен будет подействовать. Молоком запивала?

Отрицательно качнула головой.

"Вот двоечница! — я в сердцах воскликнул про себя, — не сказала, что аспирин надо обязательно запивать молоком. Ууу… Встречу – накажу!"

— Голова болит?

— Да… — жалобно пискнула она и поморщилась.

— Ну, милая, — я положил пальцы ей на виски и помассировал круговыми движениями, — потерпи, скоро пройдет.

Откуда-то из-за плеча долетело приглушенное Яськино фырканье. Я проигнорировал.

Взял двумя пальцами беззащитное ушко и скатал в трубочку. Отпустил.

— Точно, мягкое как тряпочка… Как я и подозревал.

Тома улыбнулась, легко-легко, самым краешком губ. Довернула голову на подушке и какое-то время мы просто молча смотрели друг другу в глаза. Лицо ее постепенно приобрело умиротворенный оттенок, затем она чуть заметно поморщилась, и веки смежились.

Я понял:

— Ну… Отдыхай. Мы пойдем…

Она чуть двинула головой, отпуская, и мы с Ясей на цыпочках двинулись на выход. От дверей я оглянулся: Тома тихонько улыбалась в полутемный потолок.

Глава 4

Понедельник, 26 сентября 1977, вечер

Ленинград, Измайловский пр.

О том, что ровно месяц назад я тыкал кинжалом в печень человеку, вспомнилось совершенно внезапно, и меня передернуло от отвращения. Ну да, и не человек то был, а так, человечишка… И не зря тыкал, а за дело, пусть и не в этом временном потоке. Да и не то важно, за что, как спасая кого и от чего… Но все равно осталось какое-то гадливое чувство. Может оттого, что тогда в какой-то момент почувствовал удовольствие?

Я повертел в руке свой только что законченный труд – первый учебный нож. На рукоять пошел кусок толстого шершавого пластика, подобранного на свалке. Он-то, собственно, и навел меня на мысль поработать в этом направлении. Навершие и клинок вырезал из мягкой резины, прикупленной в сапожной мастерской. А через рукоять и клинок, на две трети его длины, проложил полусантиметровой толщины металлическую пластину.