Квартира (рассказы и повесть)

В этом снисходительном разрешении звеньевого, в этом на редкость уважительном "с Павлом" было для Сергея нечто бьющее по самолюбию, нечто такое, в чём он не мог сразу разобраться. Впрочем, копаться в себе у него не было ни привычки, ни времени — в шесть вечера начинался зачёт по диамату, и надо было внутренне подобраться, окинуть хотя бы беглым взглядом те скудные запасы знаний, которыми он располагал. И это была даже не половина, а всего лишь треть, если не меньше, его теперешних забот: на две трети он был там, в профессорской квартире, где ждали его пачки с плитками, мешки с песком и цементом, извёстка, лак и обои.

Зачёт, как и предполагал Сергей, свёлся к недолгой и в принципе формальной процедуре: преподаватель, сам в прошлом строитель, понимавший заботы и возможности заочников, больше говорил сам, нежели заставлял говорить сдающих. Но содержание работы Энгельса "Роль труда" спрашивал всех, и тут Сергей оказался на высоте: рассказал про роль руки, про человеческий зародыш, в развитии которого повторяется развитие наших животных предков, про кажущуюся власть человека над природой и про то, как испанские колонизаторы варварски истребляли леса на Кубе, ныне острове Свободы. В половине седьмого, один из первых, он выскочил из аудитории, где проводился зачёт, и с лёгким сердцем помчался на трамвайную остановку. Повезло и с трамваем: через какую-то четверть часа Сергей был уже на Литейном проспекте, в двух кварталах от профессорской квартиры.

Он быстро шагал по людному в этот час проспекту, легко маневрируя между встречными прохожими, обгоняя старушек, плетущихся со своими сумками, огибая хвосты очередей возле овощных лотков. Не шёл — летел, так вольно, радостно было на душе. Хотя и не очень-то больших трудов стоил ему этот зачёт, но всё же Сергей был доволен, что не отступился, не дал слабину. Впереди экзамены, курсовой проект по сопромату, тьма-тьмущая работы, однако теперь он был уверен, что диплом получит..

И вдруг что-то неприятно задело его на этой улице: он снова очутился перед аркой двора, в котором жила Екатерина Викентьевна. Вспомнилось обещание заделать пол, и чувство безмятежности пропало, а вместе с ним пропала и охота спешить к профессору. "Чёртово колесо!" — с досадой подумал он, внезапно ощутив огромную усталость, словно это не он только что летел с чувством окрылённости, а кто-то другой.

Конечно, можно было бы сделать вид, будто забыл и про печь, которую они с Мартынюком лихо выкинули за один вечер, и про деньги, сначала столь бессовестно содранные с несчастной хозяйки, а затем со стыдливой поспешностью частично возвращённые, и про обещание заделать пол — всё это нигде не записано, кроме как в себе самом, и никто никогда, кроме себя самого, не предъявит никаких претензий, не напишет никаких жалоб. Можно было бы просто отмахнуться, сославшись на свои дела и заботы, которые для него, наверное, не менее важны, чем заботы, в общем-то, если уж прямо говорить, совсем чужих людей. Но в том-то и заключался фокус, что Сергей Метёлкин не мог забыть про обещание, что-то не позволяло отмахнуться и пройти мимо. Это "что-то" сидела в нём крепко и было сильно: оно заставило его приостановиться перед аркой, свернуть во двор и пойти в дальний подъезд, где жили старушка, Екатерина Викентьевна и её девочка. "Размеры сниму, а там видно будет", — решил он, испытывая неловкость перед самим собой за свой порыв.

Старушка лежала: резко поднялось давление. Екатерины Викентьевны снова не было дома, и возле бабушки, слабой и по-нездоровому румяной, неотступно находилась девочка. Сергей прошёл на цыпочках в середину комнаты, где раньше стояла печь, отодвинул тумбочку, отставил фанеру, вынул из кармана складной метр. Девочка дала ему листок бумаги, и он по-быстрому снял размеры проёма. Прикинул, как лучше сколотить доски, чтобы легли они надёжно и гладко, заподлицо с полом. Закончив замеры, он хотел было тотчас и удалиться, но старушка поманила его к себе и велела сесть подле неё. Девочка придвинула ему табуретку.

— Мы с Катенькой подумали, и, — вас ведь Серёжа звать? — Серёжа, мы не можем согласиться, чтобы вы бесплатно делали нам эту работу. Печь — одно, а это — другое. Вы скажите сколько, и мы заплатим.

Старушка повела взглядом за девочкой, деликатна отошедшей к окну, чтобы не мешать разговору взрослых, и сказала, понизив голос:

— Мы теперь богачи: вон, Ниночкин отец, — она указала глазами на девочку, — соизволил перевести сто рублей. Это за два-то года, — добавила она спокойно, без, казалось бы, необходимого при этих словах негодования.

— А что, он?.. — начал было Сергей, но осёкся под предупреждающим взглядом старухи.