Кузнецов среди роботов

К его счастью, скоро показался главный – высокий широкоплечий мужчина со шрамом в пол-лица. Он был словно выписан из книжек про вожаков и пиратов – сильный профиль, развернутые плечи, массивный подбородок и очень уверенный взгляд.

– Кто ты? – спросил вожак у Кузнецова.

– Я человек.

– Это ясно. Почему ты здесь?

– Я понял, что все вокруг роботы и решил сбежать.

Вожак перекинулся взглядами с партизанами и сказал:

– Как и мы все. Чем ты занимался в городе?

– Проектировал удобные вещи.

– Еще один, – усмехнулся автоматчик. – Железяки, похоже, ничего умнее придумать не могут.

– Они придумали систему, при которой большинство людей даже не задумываются, что живут в рабстве, – отрезал вожак.

– Только не мы, – сказал автоматчик.

– Да, только не мы, – согласился вожак. – Потому что мы выбрали другой путь – путь свободы. И пусть мы живем без всех этих удобств, нам легче дышится на воле.

– Да-а! – закричали разом автоматчик и другой партизан.

– Присоединишься ли ты к нам? – спросил вожак.

– Конечно, – поддаваясь порыву, ответил Кузнецов.

– Я Ферзь, – представился он. – У нас здесь не принято обращаться друг к другу по именам, которые нам дали железяки. Это Гвоздь, – он показал на автоматчика. – А это Пуля.

Только теперь Кузнецов заметил, что вторым партизаном была женщина. Она, конечно, сильно проигрывала по внешности его Ангелине, да и большинству девушек, которых он знал, но все же он почувствовал к ней симпатию. Она была настоящей.

– Мне тоже надо придумать кличку? – спросил Кузнецов.

– Давай, – согласился вожак, – только не очень пафосную. Пусть она отражает твои способности или хотя бы намерения.

– Бластер, – улыбаясь, сказал Кузнецов. – И я могу даже продемонстрировать почему.

Тут он извлек из-под полы куртки изрядно потрепанный РИИП.

– Что это за штуковина? – спросила Пуля.

– А это практически бластер и есть, – улыбаясь, сказал Кузнецов. – Я поджег с его помощью уже трех железяк.

– Круто! – восхитился Гвоздь.

– Ладно, поздно уже, – с сомнением поглядывая на оружие Кузнецова, сказал вожак. – Завтра посмотрим, на что ты способен.

– Вы возьмете его на акцию? – удивилась Пуля.

– А как нам еще его проверить? – спросил Ферзь. – Пусть покажет себя в деле. И.. эту штуку тоже. А то мало ли кто к нам из города забредает. Может, машины научились вербовать людей. Посидит ночь в карантине, а после акции тогда представлю его остальным.

– Мудро, – согласился Гвоздь.

Кузнецова отвели в грот, который запирался на решетку, вкопанную в землю. И хоть он и не собирался сбегать, все же подумал, что камера эта не слишком надежна. Может, Ферзь намеренно оставил его здесь без охраны? Тоже своего рода проверка.

Думать было тяжело, сонно. За день Кузнецов столько всего пережил, что закономерно валился с ног. Он устроился на старом ватнике, который ему вручили, запирая клетку, и почти мгновенно уснул.

Говорят, что уставшим не снятся сны, но ему снились: Ангелина, которая бродит по их милому поселку без головы, сосед, с торчащими из ушей проводами, директор, который почему-то выращивает розы и все сокрушается, что они не растут.

Среди ночи его разбудил какой-то шорох. Кузнецов поднялся на локтях и огляделся – не хватало еще, чтоб это была крыса. Он так привык к комфорту и безопасности, что совсем не представлял, что делать с грызунами. Но это оказалась Пуля. Она просунула свое рябое, перепачканное землей лицо в грот и шепотом позвала:

– Эй, Бластер, ты не спишь там?

– Сплю, – хрипло ответил Кузнецов. Бог знает, что нужно было этой странной женщине от него.

– Я тебе воды принесла, – она протянула ему помятую флягу.

– Почему? – не торопясь брать подношение, спросил Кузнецов.

– Ты же хочешь, наверное, пить?

– Я-то хочу. Зачем это тебе? Почему сейчас – среди ночи?

Брови воительницы насупились, видимо, демонстрируя смущение.

– Не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что я пришла. Ты не думай, я просто поговорить, без всяких там…

– О чем?

– Ты же только «оттуда»? Как там сейчас?

– А ты давно «там» не была?

– Уже третий год по лесам бегаем, – тяжело вздохнула Пуля.

– Зато на свободе, – неуверенно подбодрил Кузнецов.

– Да что ты знаешь об этой свободе. Ни поесть по-человечески, ни поспать, ни в туалет сходить. Я там, знаешь, в двухэтажном доме жила, с мансардой. Чай на веранде любила пить с пончиками по утрам. У меня бассейн был и садик с розами.

– Зачем же ты тогда ушла в лес?

– Я за Гвоздем ушла. Мы с ним случайно познакомились на работе. Он в композитном цеху диодный свет измерял, а я отвечала за технику безопасности. Я ему инструктаж давала, вот и вышло. А потом у него, как у всех, случился припадок, когда он понял, что его окружают роботы. Ферзь это называет моментом озарения. У меня этого момента так и не было. Да и если бы сама потом не увидела все эти проводки на сломанных железяках, так до конца бы и не поверила. Гвоздь ушел первым, нашел эту группу в лесу, во всем разобрался, а потом вернулся за мной.

Пуля замолчала, явно вспоминая те моменты прошлого.

– И что, теперь жалеешь? – спросил Кузнецов, не понимая, к чему ведет свой разговор Пуля.