Кузьмич

Илья сидел, слегка покачиваясь на стуле и сжимая в руке бокал так, что костяшки пальцев побелели. «То, что всё меняется – не ходи к гадалке. В догадки я играть не буду, глупо это. Отель прямо напротив собора на Штефансплац, выхода два – на площадь и на Грабен. Обедает он в отеле, там отличный ресторан. Завтракает обычно в Интерконти, видимо, нравится еда. А деньги, скорее всего, его не интересуют. В этих же местах проводит деловые встречи».

Нельзя сказать, что эта информация Шорина воодушевила. Он смотрел на Самсонова зло, хотел что-то спросить, но вместо этого вяло махнул рукой и взялся за бокал. Молча выпили. Тут после лёгкого стука в комнату вошла Анна. «Илья, ты же обещал проехаться по панорамной дороге. Хотя, видимо, все водители в ауте…»– прошлась она взглядом по нашим напряжённым и раскрасневшимся лицам. «Так получилось»,– Илья и не думал отступать в сторону.

ЭТОТ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР.

В начале февраля Самсонов готовился к командировке в Союз, чтобы на месте в Минмаше, в проектном институте и на строительной площадке определиться с очерёдностью приёмок и отправки оборудования. Он неоднократно звонил в Кёльн, задавал проектантам вопросы, записывал, а потом собрал нас и заявил, что ждёт от нас быстрой реакции на информацию и возможные вопросы, на которые ему понадобятся немедленные ответы. Связь будет поддерживаться по факсу, установленному в проектном институте в Москве, и по телефону, разговоры по которому надо оформлять в виде телефонограмм. Мы его успокоили, проводили и продолжили заниматься обычными делами. Неделя без Самсонова пролетела быстро и не оставила следа в памяти. Но какая-то волна всё-таки прокатилась, так как Шорин после возвращения Ильи помрачнел, и выражение ожидания неприятных известий не сходило с его лица. Связано ли это было с поездкой Самсонова в Москву, трудно было понять, но Борис хранил молчание.

Приближалась весна, и фигурно подстриженные декоративные кусты в парке Бельведер подёрнулись салатовым пушком. Мы уже подумывали о рыбалке, но у Творца всегда более точная информация о будущем, и в одно тёплое утро Шорин предложил мне прогуляться. Я уже, видимо, так устал от режима напряжённого восприятия действительности, что даже почувствовал некоторое облегчение. Погуляв около выставочного зала в Бельведере и ознакомившись с расписанием выставок, мы посидели на скамейке. Откуда открывался прекрасный вид на Вену. Смысл нашей беседы заключался в одном лишь эпизоде, который, как и бывает в жизни, мог повлечь за собой значительные последствия. Шеф Бориса сообщил ему, что он проинформировал посла о подходе ко мне в Пратере и твёрдо заявил об отсутствии у австрийских спецслужб порочащих меня сведений. В сообщении послу шеф применял несколько раз слово «провокация», причём посол при этом недовольно морщился. Борис не уверен, что эта информация по дипломатическим каналам будет доведена до МИД Австрии. Вместе с тем, он решился на запрещённый приём, договорившись с секретаршей посла запомнить визит Дяди, если он состоится. Испытывая к Борису чувство приязни, молодая женщина обещала сделать это. Она узнала Дядю на фотографии, которую Шорин ей предъявил. «Мне же не трудно сказать девушке приятное и вручить безделушку какую-нибудь, а в посольстве я чуть ли не каждый день бываю,– добавил он. – А ещё, когда мы узнаем, что Дядя был у посла, нам предстоит самое трудное – чуть-чуть последить за ним, потому что нас могут ожидать непонятные, но важные вещи. Подумай, следует ли использовать Рощина? Нам ничего другого не остаётся, как действовать самим. Имея на руках факты, шеф решит, как их можно использовать в своих интересах. Вдруг они совпадут с нашими?»

По здравому рассуждению мы могли теперь просто ждать. А вы пробовали спать, есть, пить, разговаривать с людьми и одновременно ждать неизвестно чего? Но в жизни всё так и происходит. Твоя судьба где-то решается, а ты не имеешь об этом никакого представления. Ты непроизвольно оказываешься вершителем чьей-то судьбы, даже не подозревая об этом. В любом случае мир устроен так, что рано или поздно новости тебя найдут, но будет, скорее всего, уже поздно. Мы этого боялись, поэтому каждый отъезд и возвращение Шорина меня нервировали, так что мне начинало казаться, что пора что-то делать. Человек не может жить всё время в напряжении. Работа и быт сняли остроту, и появились настойчивые мысли о рыбалке. Сын, не привыкший к взрослой дипломатии, прямо заявил, что лёд на всех прудах растаял и пора бы… Шорин сдержанно смеялся, на словах поддерживал идею, но не более того. Зная его характер и, в основном, одобряя его конкретность, я в душе понимал, что ему хочется расслабиться, когда мысли возвращаются к исходной точке. Но ребёнку этого не объяснишь.

Борис всё-таки узнал, что интересующая нас личность посетила посла. Не было никакого сомнения, что последний обладает информацией и связями, чтобы позволить себе тянуть время и, прикрываясь полученными из центра указаниями, принять наиболее комфортное для себя решение.