Кузьмич

Выспавшийся и посвежевший я пришёл в офис раньше всех, открыл дверь и стал раскладывать на столе документы, готовясь к разговору с Рощиным, так как надо было выработать общую позицию по отношению к начальникам и, может быть, сформулировать собственное мнение при разговоре с Костиным, хотя Шорин повторял много раз: «Сами решим!» Собственно, вопросов было немного и на листе, который я подготовил для записи замечаний и предложений, удалось сформулировать лишь несколько фраз. В большинстве случаев присутствовала специальная графа, в которой хитрый Рощин писал: «С проектом согласовано». Можно было, конечно, в отдельных документах поставить галки и написать карандашом «проверить», но по мере ознакомления эта идея тускнела и сошла на нет. В целом, всё было достаточно продумано. Оставалось собрать внутренний «хурал» для составления проекта протокола о состоянии дел и приложений к нему. До прихода сотрудников было время, и я, положив перед собой чистый лист бумаги, рисуя замысловатые геометрические фигуры и соединяя их, задумался. Так бывает с человеком, который с отрешённым видом сидит и, кажется, что он обдумывает какую-то важную проблему, а на самом деле мыслительный процесс проходит сам собой. Усталый ум не в состоянии зацепиться за что-то существенное и сделать самостоятельный шаг в сторону познания. С расстановкой сил я уже пытался разобраться, но с каждым уровнем, где условно соседствовали и свои, и чужие, предстояло разобраться. Ну вот, вроде бы забрезжило. Значит, свои? Шорин – безусловно, свой, и обсуждать возникшие проблемы можно только с ним, хотя у него положение – хуже не придумаешь. На фирме его подсиживает, и серьёзно, Самсонов, с которым всё время приходится считаться, имея в виду родственные связи и, даже думать не хочется, не только родственные. Мне, конечно, сие не ведомо, но имеется зависимость от посольства, и даже, в лице Костина, от торгпредства. С учётом того, что вокруг него из-за меня сгустились нетрадиционные тучи, едва ли он меня будет решительно отстаивать. Конечно, он сделает всё, чтобы меня поддержать и помочь, но в рамках, за которыми он рисковать карьерой не будет. Задумываться о роли Рощина не стоило. Он просто хороший парень, доверяет мне и даже может чисто по-человечески помочь. Приёмщики ходят под Рощиным, обеспокоены только продлением командировки. Ни помощи от них, ни вреда не просматривается. Костин – личность мутная и неинтересная. Назвать его своим можно только с натяжкой. Самсонов – «свой-чужой», и ни одна система ПРО его не определит, тем более, что «свой» он – условный и в любой момент перейдёт в противоборствующий лагерь. Степень «чужести» была бы ясна, если бы мы знали цель завязавшегося «сражения». А это сейчас главное, так как от этого, ни много, ни мало, зависит моя судьба. Так что думай – не думай, а из мужской известной мне половины окружения единственный бескорыстный друг – это Кузьмич, загрустил я, реально почувствовав на ногах тёплую мягкую тяжесть его тела.