— Это и не потребуется. Во всяком случае, в классическом смысле этого слова. Ты продемонстрируешь нам горловое пение.
Гаджиев потрогал горло и спросил:
— Это как?
Про горловое пение я видел передачу по каналу «Дискавери», меня впечатлило.
— Это просто, — ответил я. — Будешь вот так гудеть горлом и щуриться.
Я показал, как.
— Попробуй. Только гуди на разные лады, чтобы на слова было похоже.
Гаджиев загудел. Ничего, от того, как гудели по телевизору алтайские виртуозы, не очень отличалось.
— Молодец, — остановил я Гаджиева. — Есть в тебе какая-то… Азиатчина. Типичный внук Чингисхана, я был знаком с парочкой. Скажем, что ты потомок древних алтайских шаманов. Что искусство горлового пения у вас в семье культивируется последние триста лет.
— Наверное… Только я вообще-то таджик. И башкир еще…
— Вот видишь! А в каждом монголе живет Чингисхан, — заверил я. — Не волнуйся, Равиль, это нужно для дела.
— Но все-таки…
— Ты же хочешь в Германию в следующем году?
— Да…
— Вот и пой.
Прибежал Лаурыч.
— Ежа там нет, — покаянно признался он. — Но я взял кактус.
Лаурыч протянул мне кактус в горшке. Изрядный такой кактус, наверное, размером с действительного ежа, шипастый, седого цвета, с подлеском из мелких иголок, похожий на новенькую пуховую шапку.
— Это еще лучше, — сказал я.
Взял кактус, взвесил. Ничего, килограмм, пожалуй.
— Это даже лучше, — повторил я и повернулся к Пятахину. — Будешь есть кактус.
Меня никто не понял. Оно и понятно, моя мысль сильно опережала скоростные показатели мышления этих личностей, это бы оценил Жмуркин, но его рядом не случилось, да и вообще, с уходом в политику старина Жмуркин изменился, стал как бы серьезным и взрослым; впрочем, я не об этом.
— Будешь есть кактус и читать стихи.
— Я не буду его есть, — уверенно заявил Пятахин.
— Не ешь, — пожал плечами я. — Так и запишем — поэт Пятахин отказался есть кактус, чем сорвал международный проект городов-побратимов. Лаура Петровна! Пятахин мероприятие срывает!
Подошла Лаура Петровна.
— Влас, ты что это? — спросила она строго.
— Он меня кактус есть заставляет…
Лаура Петровна поглядела на меня.
— Не я же его поэтом вписал, — пожал я плечами. — Назвался поэтом — жуй кактус. По-моему, это вполне себе прозрачная метафора.
— Что? — не поняла Лаура Петровна.
— Метафора. Поэт сочиняет стихи собственной душой, сочинять хорошие стихи — это все равно что есть кактус. Высокие смыслы, Европе такое нравится.
— Вот видишь, Влас, — Лаура Петровна проникновенно взглянула на Пятахина.
— Я не буду… — ответил он.
Но уже неуверенно.
— Ладно, — я сложил руки. — Как хотите. Ваше дело. Если ты, Пятахин, не хочешь быть поэтом, им будет кто-то другой. Вот Пашка.
Я поймал Лаурыча, подтащил к себе.
— Хочешь быть поэтом?
— Я никогда кактусы не ел… — неуверенно сказал он. — Но я могу попробовать…
Как интересно. Оказывается, Лаурыч не чужд честолюбия. Хоть кактус заточит, главное, что на сцене. Не в маму мальчик уродился, может, его подкинули?
— Паша! — Лаура Петровна округлила глаза.
— Пусть он жрет! — обрадовался Пятахин. — А я рядом стихи прочитаю!
— Пятахин, — произнесла Лаура Петровна негромким официальным голосом. — Твоя мать меня на коленях умоляла, чтобы я тебя вписала. Я не хотела, видит Бог. Но потом пошла навстречу. Так что… Или ты участвуешь в концерте, или я тебя снимаю с маршрута.
— За что? — расстроился Пятахин.
— За недостойное поведение. Ты обзывал Жохову.
— Она сама меня обзывала!
— Это своей маме расскажешь, — улыбнулась Лаура Петровна. — И папе Жоховой.
Пятахин сник.
— Да я могу… — заикнулся было Лаурыч. Лаура Петровна кашлянула.
— Но он же колючий, — вздохнул Пятахин.
— Я не пойму, мы что, на торжище?! — вопросил я с надломом.
— Ладно, — сломался Пятахин. — Хорошо. Только это… Иголки можно постричь?
Лаура Петровна сверилась со мной взглядом.
— Самые крупные, — разрешил я. — А то несерьезно будет, никто не поверит… Помнишь, как там у Есенина: дар поэта — ласкать и корябать. Многие думают, что Есенин это имел в виду буквально. Ты что, Есенина не уважаешь?
— Да нет, уважаю… Просто… А как же тогда ласкать?
— Тебя обласкает зритель, — заверил я. — Аплодисментами.
Лаура Петровна поправила прическу.
— Читать стихи — и есть кактус — это искусство! — уверенно заявил я. — Скажу больше — это настоящее искусство.
Пятахин взял кактус, понюхал, пожал плечами. Лаура Петровна подала ему небольшие маникюрные ножницы.
— Не расстраивайся, — успокоил я Пятахина. — Я это у себя на сайте размещу. Неплохая быдлеска получится. Полтора миллиона просмотров за месяц гарантирую.
— Да? — с надеждой спросил Пятахин.
— Конечно. Еще никто так не делал. Ты, Пятачок, прославишься мгновенно, все девчонки тобой восхитятся — такая находка! Можно даже номер настоящий сделать…
А что, неплохая, между прочим, идея. Шоу Виктора Бенгарта «Быдлески декабря»! Покупайте билеты, граждане! Тег «Культура».
— Все, переписывай страницу и морально готовься.
На крыльце детского дома показался Жмуркин. Переваливался с ноги на ногу, думал, почесывал подбородок.
— Разучивайте роль, — сказал я. — А я пойду, поговорю с начальством. Паша, за мной.
Поспешил к Жмуркину.