Алексей снова встал, медленно снял шарф, шапку из западно-сибирского тушкана (рыжая такая, ну, точно из него сшита), затем расстегнул пальто. Стянул нехотя его с себя и, пугливо озираясь, уселся на стул.
Группа поддержки уже успела хряпнуть за здоровье именинника, за новую медаль Брежнева и чтобы наши всех победили на грядущей Олимпиаде.
Девушка ощупала плечо:
— У вас обычный вывих, нужно вправлять.
— Вправлять я ничего вам не дам, — Алексей бочком отстранился. — Не думаю, что гинекологи такие вещи делать обучены.
— Мы еще и не такое умеем, — улыбнулась девушка и неожиданно коротко дернула Алексея за руку вниз.
Щелк! Сустав встал на место, а Катков забыл даже вскрикнуть. Раскрыл рот, чтобы выдать порцию негодования, но так и застыл с удивлением, ощупывая плечо:
— Надо же… Не болит совсем. Спасибо вам. Чем я могу вас отблагодарить?
— Я буду вам признательна, если ваши друзья в скорейшем времени покинут медпункт и не будут превращать его в рюмочную.
Говорила она спокойно, привычно. Будто всего уже повидала.
— Да, конечно, мы сейчас уйдем, только это не мои друзья.
— Э-э-э… Ты что такое говоришь? — именинник, услышав Алексея, хмуро на него вытаращился. — Раз городской, значит, можно не уважать нас? Так?
Хрясь! Кулак Косого заехал Каткову прямиком в глаз. Тот вскрикнул и, прикрыв его рукой, испуганно хлопал вторым, как филин на суку. Группа поддержки именинника мигом скрутила своего дебошира и выволокла его наружу. Я помог одеться Каткову и тоже потащил его на улицу. Развеселая компашка уже опять лезла к нам обниматься, напрочь забыв про глаз Каткова. У того, буквально через несколько минут, вздулся знатный синяк.
Хорошо в медпункт сходили. С приключениями. А в деревне по-другому не бывает. Это в городе все серо и обыденно. А здесь — душа поет…
***
Ближе к полудню мы выдвинулись со Светой в сторону дома деревенского целителя. Найти его оказалось совсем не трудно. Статное строение с высокой двускатной крышей и коньком, сложенное из довольно свежего бруса. По сравнению с престарелыми соседскими домами пристанище лекаря смотрелось, как жемчужинка среди медных побрякушек.
Народ уже туда подтягивался не только босоногий, но и одетый привычно, по-зимнему. Мороза особого не наблюдалось. Минус десять примерно, но бродить по улице в трусах я бы не смог.
Калитка на подворье “учителя” распахнута. Страждущие потекли внутрь смиренной вереницей. На лицах умиротворенность со снисхождением к бренности и еле уловимые улыбки, лишь одним уголком губ, в предвкушении предстоящего таинства.
Мы затесались в среди страждущих, и людской поток понес нас в дом. Внутри оказалось просторно, но без всяких человеческих удобств и комфорта. Даже стола и кровати нет. Деревянные плахи пола застелены плетеными дорожками. Бревенчатые стены так и не познали, что такое штукатурка. Хорошо хоть печка имелась. И та испускала слабое и несмелое тепло.
“Прихожане” расселись прямо на полу, потихоньку переговариваясь и изредка поглядывая на городских пришельцев.
Я насчитал около трех десятков “адептов”. Половина из них была в наряде вчерашних нудистов, а остальные — с виду обычные люди, только лица уж слишком глубокомысленные, аж смотреть противно. Не о тайнах бытия должен печься деревенский житель, а о том, чтобы скотина была сытая и дети здоровые. А тут будто и не сельчане собрались вовсе. Не меньше, чем члены Нобелевского комитета для избрания лучшего из лучших.
А вот и виновник торжества. В просторную и единственную комнату дома вышел откуда-то из закутка Иван. В черных длинных, как панталоны, трусах. В руке что-то вроде четок из зеленых камешков, нанизанных на ниточку.
Такая “бижутерия” сейчас совсем не в ходу. Это раньше их использовали для подсчета прочитанных молитв, да потом в девяностые малиновые пиджаки и дети гор будут использовать как релакс-шарики и как неотъемлемый аксессуар крутого пацана. Сейчас же малахитовые четки завораживали прихожан своей исключительной таинственностью и скрытым сакральным предназначением.
Целитель сделал знак рукой, и все, кто еще был на ногах, поспешили рассесться на лоскутных подстилках. Уселись кто как. По-мусульмански, по-лягушачьи, просто на коленях или на кукорках.
Стоять остались лишь мы со Светланой. Окружающие неодобрительно на нас загудели, будто пчелы лесные, но в лоб никто ничего не высказывал. Света потянула меня за рукав вниз, давая понять, что если хотим получить нужную информацию, то надо постараться не выделяться из толпы, а тоже притвориться ящеркой одураченной.
Я демонстративно уселся на пол мягкой точкой. Так никто здесь не сидел, но и пофиг. Зато мне удобно. Хотя немного холодновато. В комнате свежо, как в морге.
— У нас новенькие, — широким жестом Иван указал на нас со Светой, будто без него никто бы не разобрался, что мы совсем не местные. — Поприветствуем их…