Купип

— А… а куда же это туда, профессор? — пробормотал слегка растерявшийся капитан. — Мы же не знаем, куда ты летишь. Как же мы тебя найдем? Я что-то ничего не понимаю.

Тогда Бабер нахмурился. Он закашлялся и стал пить воду. Да, он волновался. Устрицын тоже начал волноваться. Он сунул в рот сначала карандаш, потом поискал вокруг, нет ли еще чего-нибудь подходящего, и принялся тревожно сосать свой галстук.

— Устрицын! — сейчас же зашипела Люся. — Опять ты за галстук… Срам какой!

— Ой, прости, мама… Фу, что я! Прости, Люсенька. Я забыл, — заторопился Устрицын, поспешно вытаскивая галстук и карандаш изо рта, а капитан Койкин, услыхав его слова, вздрогнул и подозрительно оглядел Люсю.

— Нет! — сказал наконец профессор. — Нет, друзья мои. Я не могу даже вам, даже вам, — да, даже тебе, доблестный капитан, открыть преждевременно эту тайну! Я могу сказать только очень немногое, дабы вы, подумав хорошенько, могли, каждый про себя, догадываться, куда я лечу. Вы хитроумны. Вы догадаетесь. Несомненно. Бесспорно. Безусловно! Но вы будете соблюдать строгое молчание.

— Милый, милый профессор Бабер! — ахнула Люся, — мы будем так молчать, так молчать… Безумно молчать будем. Я и Устрицыну ничего сказать не позволю!

— Вот еще! — возмутился Устрицын. — Она не позволит! Ишь, какая нашлась! А кто еще тебе позволит мне не позволить.

Люся широко открыла глаза, и ее косички запрыгали.

— Мне твоя мама, — тут Койкин громко засопел, — твоя мама сама сказала: — Люсяночка, следи за Устрицыным, он маленький, как микроорганизм…

Койкин снова вздрогнул, но профессор оставался погруженным в глубокую задумчивость.

— Внимание! — возгласил он наконец. — Я направляюсь в такое место, которое лежит ближе к центру земного шара, чем мы сейчас находимся. Ближе, чем когда-либо человек приближался к центру земли. Ближе, чем он когда-нибудь к нему приблизится… В ближайшее время, понятно. Я говорю — в ближайшее время… Я полагаю, это место на десять или даже на пятнадцать километров ближе к центру, чем мы.

— Бабер! — ахнул Койкин. — Да как же ты туда попадешь? В такую глубь? К центру земли? На дирижабле? Это невозможно!

— Это возможно, мой добрый капитан, — задумчиво произнес профессор Бабер. — Вполне возможно. Это абсолютно просто. Вот первый признак, по которому вы меня разыщете. Уважаемый товарищ Устрицын, ты записал первый пункт?

— Угу, записал! — промычал Николай Андреевич.

— Так, — сказал Бабер, распутывая свою бороду. — Теперь второе. Гм… Да!.. Я думаю так… Вот что, капитан Койкин: вообрази, что ты прибыл на Землю Пири. На крайний север Гренландии. Вообразил? Ты вынул компас и повернулся лицом туда, куда показывает своим вороненым концом его стрелка. Представил?

— На север? Представил! — отозвался капитан, набивая трубку и с видимым усилием морща лоб.

— Стрелка компаса, — торжественно возгласил профессор, — эта вечная путеводительница капитанов, смотрит, допустим, в эту сторону, вон туда, — махнул он рукой на шкаф. — И ты, мой славный капитан Койкин, ты тоже смотришь туда. И все купипские достопочтенные и хитроумные ребята стоят сзади за тобой на Земле Пири, на севере Гренландии, и смотрят туда, куда показывает синий конец магнитной стрелки. Так вот, если ты вообразил себе ясно все это, тогда знай: надо повернуться под прямым углом вправо и лететь в эту сторону все прямо, все прямо и пролететь так много сотен километров и опуститься в некоторой точке Земли. Да-с! В некотором пункте. Около этого места я и буду ждать вас. Дорогой Устрицын, ты записал мое второе определение?

Ребята зашевелились. Устрицын стал писать быстрее. Люся Тузова во все глаза смотрела на Бабера, и ее губы что-то шептали. Лева Гельман поднял было палец ко лбу, да так и остался сидеть.

Наконец Койкин сердито запыхтел своей трубкой. Синие клубы дыма поднялись под потолок к развешанным там чучелам диких зверей и моделям удивительных летательных приборов.

— Профессор! — вскричал капитан. — У меня уже ум за разум заходит! Стрелка показывает на север? Вправо будет восток? Пролетев много сотен километров от Земли Пири к востоку, куда же я попаду? В открытое море? Где же ты будешь там меня ждать? Среди моря на камушке, — так, что ли? И почему там такая яма, на 10 километров глубиной? Ты не шутишь, Бабер?

Профессор Бабер вздохнул:

— Нет, я не шучу, мужественный капитан. Там я и буду вас ждать. Ты подумай немножко.

— Подумай! — закричал вдруг Койкин. — Подумай! Что за «подумай»! Я, брат Бабер, старых правил капитан — с 1903 года. Меня, брат, особенно думать-то не учили. Не так, как нынче. Мое дело было не думать, а командовать: «Эй, там, на баке!» И все тут. Ты меня тоже курам на смех думать не заставляй — и все тут! Я без думанья: прикажешь прибыть в эту чортову яму и прибуду, хотя бы она в тартарарах была…

Он задохнулся.

— Бабер! А, Бабер! — начал он вдруг совсем другим, нежным и жалобным голосом. — Ну что тебе стоит? Брось ты нам загадки-то загадывать. Скажи, где это место? Ну хоть одну долготу скажи…