Кукла Коломбины

– Вы не поверите, но такой момент бывает в любом следствии. Собираешь факты, улики копишь, а ничего не меняется. Преступники на свободе, и кажется, что ты глупее их. Иногда отчаяние охватывает.

– Так и есть.

– Но в какой-то миг то, что ты сделал, перевешивает чашу весов, и все вдруг начинает двигаться. Ты чувствуешь прилив сил, напрягаешься и в конце концов побеждаешь.

– Мне кажется, если это и произойдет, то уж никак не с моей помощью. Я как белка в колесе. Бегу, бегу, а толку никакого.

– Могу сказать одно: продолжайте и, уверен, добежите до финиша.

Он допил чай и поднялся.

– Прошу меня извинить. Пора. Афанасию Силычу передайте поклон. Зайду к нему в другой раз.

Нюрка посмотрела с недоумением. Он вроде хотел дождаться конца допроса?

Даже собралась спросить, но посмотрела на его согнутую, совсем старческую спину и не стала. Спасибо, что поговорил с ней. Это уже немало.

Тятеньку она так и не дождалась. Выскочила навстречу, когда услышала топот ног, и увидела, что арестованного мальчишку торопливо ведут в камеру, а Афанасий Силыч с Бурмистровым и Румянцевым бегут к выходу.

Она даже с вопросами соваться не стала. Поняла, что сейчас сыщикам не до нее.

Послонялась без дела по коридору и несолоно хлебавши пошла восвояси.

В этот вечер в «Привале» снова звучала поэзия. Заглянув в зал, Нюрка увидела худого лопоухого паренька, по виду чуть старше ее самой. Теряясь на слабо освещенной сцене, словно растворяясь в черноте стен, он, размахивая рукой, читал:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся6.

Нюрка фыркнула.

Ну вот! Еще один любитель эллинистических стихов! Мало ей Кузмина! И к чему тут Гомер?

Она уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг, будто отвечая на ее вопрос, паренек крикнул ей в спину:

– И море, и Гомер – все движется любовью!

Нюрка замерла.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

– Анна Афанасьевна, добрый вечер, я должен извиниться…

Не поворачиваясь, она шикнула на Синицкого:

– Да тише вы! Дайте послушать!

Николай из-за ее спины заглянул в зал. Нюрка, чувствуя, что повела себя грубо, уже мягче спросила:

– Вы его знаете?

– Это Осип Мандельштам. Из начинающих.

– Хорошо начинает, – искренне сказала она и наконец повернулась к нему.

– Здравствуйте, Николай. Как поживаете?

По интонации Синицкий сразу понял, что на него сердятся. Кашлянув, он приготовился произнести оправдательный текст, но никаких оправданий не потребовалось. Ее лицо вдруг сделалось жалостливым.

– Вы были больны?

– Да, немного. Не имел возможности предупредить вас. Простите.

Все движется любовью. Так, кажется, Мандельштам сказал?

Она вдруг поднялась на цыпочки и поцеловала Синицкого в щеку. Получилось неумело. Как клюнула.

Однако он, кажется, был рад и этому. Из глаз так и брызнуло счастье!

– Анна Афанасьевна…

– Просто Анна.

– Тогда можно Аня?

– Можно.

Они смотрели друг на друга почти минуту, а потом из кухни послышался звон разбитых бокалов, и Нюрка со всех ног кинулась туда.

Николай остался стоять с бьющимся сердцем и пылающими щеками.

А потом вдруг судорожно закашлялся, еле успев прижать к губам платок.

Остаток вечера прошел из рук вон плохо. Ни Ольги, ни Кузмина с Судейкиным нынче не было, зато постоянно вертелся под ногами противный карлик.

Иной раз Нюрку так и подмывало отвесить ему пенделя. Еле сдержалась.

И напоследок расстроил Николай. Сказал, что все еще чувствует себя неважно, и распрощался.

Домой она направилась в расстроенных чувствах.

Не радовало ни совсем уже летнее тепло, ни светлое небо, ни прозрачность воздуха, ни даже выпархивающие из-под ног вездесущие воробьи, не спавшие, казалось, никогда.

Сколько времени потрачено, а убийца до сих пор не найден. И слежка за ее «конфидентами», как сказал тятенька, ничего пока не дала.

Может, зря она решила, что есть в ней талант сыщика?

Черная сотня

На летнего Николу в «Привале» гуляли до самого утра. Отмечали именины Гумилева, недавно эвакуированного с фронта после жуткого воспаления легких.

– В ночной атаке, говорят, участвовал, – доверительно сообщил Прохор. – Такая скачка была! А после слег. Теперь в Ялту собирается. Лечиться.

Поначалу Нюрка обрадовалась. Думала, вот наконец наслушается гумилевских стихов. Будет чем похвалиться перед девочками!

Однако стихов в тот вечер никто не читал.

А Гумилев вообще сразу напился и стал приставать к дамам.

Выглядел он при этом, по мнению Нюрки, препротивно. И так косоглазый, во хмелю окосел еще больше, длинное неправильное лицо скривилось окончательно. Удивительным было то, что дамы, с которыми флиртовал именинник, просто млели от его внимания.