В спальне снова повисла тишина. Ника лежала рядом, отрешенно скользя глазами по стенам — обнаженная, неприкрытая, словно отдавшая мне все. Вот только я уже не в том возрасте, чтобы случившийся секс был поводом делать для женщины все что угодно не включая голову. Все-таки я прекрасно знал, как много может сказать человек по велению хранителя своей души. Например, я мог заставить Глеба сказать девчонке, которая ему нравится, чтобы та пошла прочь. Конечно, я так не делал — но здесь явно другой случай.
Женские слова не были для меня залогом честности, как и секс залогом честности тоже не был. Зато у меня было кое-что другое, что вполне могло послужить ее залогом.
— Ты боишься змей?
— Что? — не поняла Ника.
Я слегка подвинул стоящий на тумбочке ночник, так что моя тень стала больше и гуще. А затем из нее выползла огромная змея, за доли мгновения превращаясь из плоской в выпуклую, свиваясь на кровати между нами.
— Убьешь меня? — выдохнула балерина и вжалась в стену.
— В том-то и дело, — отозвался я, — мы с тобой слишком мало знакомы и не можем друг другу до конца доверять. Больше всего на свете я не люблю, когда мне лгут. Но я пока плохо тебя знаю, чтобы быть уверенным, говоришь ли ты мне правду. Готова подтвердить все, что ты мне рассказала?
С пару секунд она испуганно осматривала змею, а потом зажмурилась и решительно тряхнула светлыми локонами.
— Готова.
Всего один мысленный приказ — и темные чешуйчатые кольца стали обвиваться вокруг обнаженного женского тела, сковывая руки и ноги, как мощная толстая цепь.
— Ты мне сегодня хоть раз солгала?
— Да, — открыв глаза, без малейшего сопротивления ответила Ника. — На мосту. Я пришла, чтобы с него спрыгнуть. Не хочу быть шлюхой по его указке.
— И что тебя остановило? Испугалась?
— Да. Испугалась. Что умру раньше, чем он. Он просто потеряет игрушку, а я потеряю все.
Темные кольца продолжали обвивать ее — довольно мягко, не причиняя вреда, но и не спеша пока сползать.
— Он не просил тебя что-то мне передать или сказать?
— Наоборот. Говорил держаться от тебя подальше. По-моему, он тебя боится.
— И ты ослушалась.
— Да. Если он узнает, будет больно. Но не слушать его — это единственное, что мне напоминает, что я еще человек, а не безвольная кукла.
Я отдал мысленный приказ — и крошка плавно сползла с девушки и растворилась в моей тени. Однако Ника, казалось, этого даже не заметила.
— Мне уже ничего не страшно, — словно в пустоту, проговорила она. — Мне неважно, что он еще со мной сделает. Мне неважно, что со мной будет. Я готова умереть. Лишь бы и он больше не жил.
— Тебе не обязательно умирать.
— Сможешь снова сделать меня живой? — криво усмехнулась моя собеседница и снова потерла грудь.
Душа, однажды пойманная, уже не может быть свободной — это она прекрасно понимала и сама.
— Я могу забрать тебя себе, — сказал я.
Взгляд голубых глаз резко пробежался по мне.
— Так ты такой же? — и балерина дернулась от меня, как не дергалась даже от аномалии.
Нет, я не
— Как видишь, я добился твоего внимания по-другому. И могу вернуть тебе нормальную жизнь.
Несколько мгновений, нервно сминая простыню, она рассматривала меня. А потом пальцы разжались, Ника придвинулась обратно и вздохнула.
— Не уверена, что смогу жить нормально. Я уже готова умереть.
— Но ты хочешь?
— Я уже не знаю, чего хочу, — она рассеянно опустила глаза на колени. — Только чтобы он сдох.
Спальня в который раз погрузилась в тишину. Ладно, с этим потом разберемся.
— На что ты готова?
— На все, — Ника вновь подняла глаза на меня. — Дьяволу готова продаться, если потребуется.
Дьявол не потребуется. Когда есть я.
Ep. 13. Кукла и ее хозяин (II)
Домой я вернулся глубоко за полночь, когда темнота уже окутала все: и двор, и гостиную, и мою спальню. Внутри не было ни звука — лишь Уля, завернувшись в одеяло, обнимая мою подушку, сладко сопела на кровати. А ведь когда у нас все только началось, она спала не так мирно: вздрагивала от любого шороха, резко просыпалась и больше не могла сомкнуть глаз. Это я понял еще в дядином доме, когда мы однажды увлеклись настолько, что моя красавица осталась со мной до утра. Тогда и выяснилось, что мучалась она от бессонницы с самого детства, что в ее ситуации в общем-то и неудивительно. Ее отец обращался и к врачам, и к целителям — но все бестолку. А вот я нашел прекрасное лекарство — выматывая ее в постели настолько, что она закрывала глаза и отключалась сразу, едва голова касалась подушки. С тех пор Улин сон не так легко потревожить. И все же я тихо прошел в ванную и прикрыл за собой дверь, собираясь принять душ.
Только вода потекла по телу, как дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошла Уля в сорочке, все-таки умудрившаяся проснуться.
— От тебя пахнет чужими духами, — с ходу заявила она.
Еще скажи, что они тебя и разбудили. Что поделать, моя прелестница очень щепетильно относилась к тому, кем я пахну — поэтому я и не тащил чужие запахи в постель.
— Смываю, как видишь.
— Я сама помогу тебе их смыть, — она решительно шагнула ко мне. — Эти духи мне не нравятся.
— Чем же?
— Слишком дорогие.