— Много ещё доброго сотворишь ты, государь, для блага земли Русской, — произнёс, входя в палату, митрополит Макарий; лицо у него розовое, смеющееся, — печалиться о пожаре не следует, — дел накопилось немало. Казань воевать нужно? Нужно! Великое то дело.
— Кабы мне бояре не мешали, сколько я успел бы сделать!
— Кто своеволил в твои юные годы, ныне лишён власти: ни Бельские, ни Шуйские тебе не помеха. В последнее время Глинские было ухватились за власть, много зла сотворили они, да Бог покарал похитителей власти: Юрия народ казнил, а Михаил в бега ударился.
— От Петра Шуйского, которого мы вдогонку за бежавшими в Литву послали, нет ли вестей, святой отец?
— Вестей пока нет, да и не в них дело: и Михаил Глинский, и Иван Турунтай-Пронский для нас богатство малое — мертвецы они, нам же о живых думать надобно. Оглянись вокруг, государь, — возле тебя верные слуги Захарьины да Морозовы. Но и среди молодых немало толковых людей найдётся. Взять хоть Андрея Курбского, племянника Василия Михайловича Тучкова, безвременно скончавшегося незадолго перед твоей свадьбой: весьма начитан, в грамоте толк разумеет, пишет изысканным слогом. Обрати взор на Алексея Адашева: спокоен, разумен, честен, любое дело, которое ты поручишь ему, исполнит беспрекословно, самым наилучшим образом. Недавно довелось мне беседовать с подьячим Иваном Висковатым, удивившим меня своими мудрыми суждениями о том, как надобно вести дела с иноземными государствами. Прекрасно знает он, что творится в других землях — в Италия, Англии, Франции, Испании. Многими добрыми людьми изукрашена земля Русская, и эти люди есть не только среди знатных да богатых.
Дивится государь мудрости митрополита. Далеко вперёд заглядывают его глаза, словно вознамерился прожить старец три жизни. Вот он, царь, молод, а страх одолевает-суметь бы завершить задуманное, оттого спешит: не успеет закончить одно дело, принимается за другое, занявшись вторым, забывает о первом. У Макария всё иначе. На много лет вперёд знает он, когда должно завершиться то или иное дело. Взять хоть Великие Четьи-Минеи. Немало лет, не разгибая спины, трудятся его люди над ними, и ничто не может отвратить завершения этого большого дела.
Дивится государь и тому, как всюду ширится влияние митрополита, как умеет он привлечь на свою сторону строптивых бояр. Явившись в Москву из Новгорода, на кого он опирался? Разве что на Морозовых да Тучковых. Ныне же многие боярские семьи, начиная с обширного древа Захарьиных, почитают его. Давно ли ходил он на поклон к Андрею Шуйскому, чтобы выговорить жизнь для Фёдора Воронцова, слушал насмешки от сторонников Шуйских? Ныне же дружки казнённого Андрея — верные слуги Макария, взять хоть Фёдора Скопина-Шуйского или Юрия Тёмкина. Каждое слово митрополита для них закон. Ну не чудо ли это? Как и всякий великий человек, Макарий не цепляется за мелочи, не осуждает случайно провинившегося. Вот и в государе видит он прежде всего достоинства, чуткое, легко ранимое сердце, великодушно не замечает его прегрешений, порой тяжких, кровавых, не спешит высказывать порицания. За всё это Иван Васильевич глубоко чтит своего мудрого наставника.
— Задумал я, — продолжал первосвятитель, — собрать церковный собор. Пора и нам наводить у себя порядок. Плохо у нас поставлено обучение грамоте и письму, да и еретиков развелось немало. Взять хоть Феодосия Косого. Яко лев рыкающий кидается он на основы святой церкви, твердит всюду, будто не подобает у христиан властям быти и воевати.
Царь досадливо махнул рукой.
— Казнить таких еретиков надобно!
— Да и то признать нужно: многие неправды творят попы и монахи. Потому намерены мы на том соборе запретить монахам предаваться пьянственному питию и вину горячему, не должны они сквернословить, ходить нагими, мыться вместе с бабами. За всё это будем карать плетьми.
— Когда я был мал, бояре злым умыслом похитили у меня власть, порушили законы, установленные при моём отце великом князе Василии Ивановиче и деде Иване Васильевиче. Поэтому хочу, чтобы нынешние законы были построены по святым правилам и праотеческим заповедям, на чём святители и я, царь, приговорим и уложим, чтобы были они твёрды и неподвижны в веках.
— Ты, государь, вели ближним своим людям, из тех, кто поумней, пусть подумают, какие законы нам надобны. Старый Судебник был писан ещё в прошлом веке, при твоём деде великом князе Иване Васильевиче. Так ведь ныне многое изменилось. Государство наше растёт, ширится, а вместе с тем увеличивается число служилых людей, которым нужны деньги и земли. Между тем земли и богатства — в руках у немногих знатных вельмож, не намеревающихся поступаться своими правами. Какие же законы надобно нам принять, чтобы тех и других удовлетворить?
— Добро, святой отец, немедля велю заняться тем делом. Но ведь не только в руках вельмож земли и богатства. Владеют ими и многочисленные святые обители.
— Богатых обителей немного, государь, большинство монастырей влачит жалкое существование.