Куда уж хуже

Дортмундер методично обшарил комнаты, одну за другой, после чего стало ясно, что Макс Фербенкс и его подружка действительно здесь никогда не жили, а лишь специально заглянули, чтобы испортить жизнь простому честному взломщику. И как только они выполнили свое дело, тотчас же свалили из гнездышка. Вот их махровые халаты в корзине для белья. Приехали... и уехали.

Дортмундер исследовал дом, без боязни включая и выключая свет. Поскольку копы считали, что Макс Фербенкс находится у себя дома, то им ни на секунду не придет в голову, что беглец вернулся на место преступления.

Возможно, Фербенкс оставил кольцо на раковине, о которой упоминал? Увы, нет. Кольцо исчезло вместе с ним, очевидно, на пальце этого ублюдка.

«Я верну это кольцо,– поклялся Дортмундер самой страшной клятвой,– а если нет, то откушу себе тот палец, на котором его носил». Он вернулся к занятию, от которого его в прошлый раз отвлекло неожиданное появление хозяина, и отправился наверх за наволочками.

Через полчаса Дортмундер через боковую дверь вошел в длинный гараж с пятью машино-местами, три из которых были заняты. Ближайшим к нему оказался двенадцатиместный минивэн «Хонда», явно предназначенный для доставки сюда от железнодорожной станции менеджеров среднего звена. В самом дальнем углу стояла новенькая красная спортивная «Мазда RХ-7», которую, очевидно, использовали для прогулок высшего руководства вокруг бухты. А между ними располагался блестящий черный четырехдверный «Лексус»; да здравствует корпоративная Америка, скупившая все автомобили в Азии!

Дортмундер выбрал «Лексус». Он погрузил на заднее сиденье восемь битком набитых и весело позвякивающих наволочек, нашел кнопку, открывающую дверь гаража, выехал наружу, затем, как примерный гость, опустил дверь, выключил все освещение и покинул дом 27 по Виста-драйв, возможно, навсегда.

Вокруг по-прежнему рыскали многочисленные полицейские машины, но никто из копов и не подумал останавливать новенький блестящий черный «Лексус». Дортмундер выбрался на скоростное шоссе Лонг-Айленд, включил радио, где играла расслабляющая музыка, и провел время до Нью-Йорка весьма комфортна По пути он сделал две остановки. Первую – на Вест-Сайде в Манхэттене, где жил парень по имени Стун, известный тем, что менял краденое на наличные деньги; он особенно любил, когда товар ему доставляли в наволочках. Вторую – в Бруклине, у конторы «Подержанные легковушки Максимилиана». Конечно в столь поздний час она была закрыта, но Дортмундер сунул ключи от «Лексуса» вместе с краткой запиской в конверт и прикрепил его к изгороди из колючей проволоки, за которой резвились доберманы. Потом он поймал такси и доехал до дома, где Мэй смотрела одиннадцатичасовые новости.

– Я всегда смотрю их,– сказала она, указывая на телевизор.– Вдруг там будет что-нибудь про тебя.

– Извини, Мэй,– произнес Дортмундер, бросая на журнальный столик двадцать восемь тысяч долларов,– но у меня плохие новости.

11

На следующее утро, около девяти утра Дортмундер, зевая, почесываясь и часто моргая, вошел к себе на кухню и обнаружил там веселого Энди Келпа, расположившегося за столом.

– Только не это,– пробормотал Дортмундер.

Мэй, которые последние четверть часа слушала, как он бродит из спальни в ванную и обратно, стояла у плиты и готовила ему кофе.

– Джон, не ворчи,– сказала она.– Энди заехал сказать «привет!».

– Привет,– ответил Дортмундер. Он подсел за стол, наполовину занятый локтями Энди, и подвинул к себе «Чириос»[13], который любил употреблять с большим количеством молока и сахара.

Энди, худощавый жизнерадостный парень с острым носом, сидел с улыбкой «мечта дантиста», наблюдая за тем, как Дортмундер, словно экскаваторным ковшом, нагребает себе в тарелку сахар.

– Джон, что с тобой? – поинтересовался он.– Мэй сказала, что ты сорвал вчера неплохой куш.

– Вот как?

Мэй поставила перед ним чашку кофе (много молока, много сахара) и пояснила:

– Я знала, что ты будешь не против, если я расскажу Энди.

Как порой ошибаешься в людях! Дортмундер сгорбился и приступил к завтраку.

– Но если ты с наваром и на свободе, почему такое грустное лицо? – не унимался Энди.

– Джон, кольцо не столь важно,– добавила Мэй.

– Не для меня,– уточнил Дортмундер.

Энди насторожился, словно белка, услышавшая шум от падающего желудя.

– Кольцо?

Дортмундер внимательно посмотрел на обоих и спросил у Мэй:

– Ты что, рассказала ему не все?

– Я решила, что ты сам захочешь.

– Не захочу.– И Дортмундер запихнул в рот такое количество «Чириоса», которое позволило бы ему не общаться с внешним миром целую неделю.

Так что пришлось Мэй поведать Энди про посылку из «ФедЭкс», кольцо на память о полузнакомом дядюшке, про то, как оно идеально налезло на палец Джона (по крайней мере, она умолчала о том, что кольцо предположительно приносит удачу, за что он был ей признателен), и про то, как хозяин дома на Лонг-Айленде прошлой ночью украл его.

Во время всего рассказа Дортмундер сидел, сгорбившись, мрачно уставившись в тарелку и жуя «Чириос», и будь он проклят, если Энди все это время не усмехался.

– М-м-м,– выразил он свое мнение с набитым ртом.