— Сука! Да за что привычка, блин! Заткнись! Да не читай ты, дай хоть сказать! Блин, да выслушай меня!!!
Психанувший Четвертый из вредности прочитал сутру еще несколько секунд и лишь после этого замолк.
— Говори.
Псих ожег его взглядом:
— Это ты плохую привычку себе взял, малец. Давай договоримся на будущее — сначала ты меня слушаешь, а только потом читаешь. Иначе я могу разобидеться, и ты удивишься — сколько всяких интересных идей бродит в этой болящей небольшой голове.
Четвертый насупился и ответил:
— Ну попробуй — объясни, зачем тебе срочно понадобилось сжигать монастырь, где нас как людей приняли.
— Во-первых, пожар не я устроил…
И Псих коротко пересказал события этой ночи.
— А меня почему не разбудил? — насупился Четвертый, выслушав историю.
— А зачем? — искренне удивился Псих. — И без тебя все неплохо получилось. И заметь — я даже не убил никого! Даже всю скотину вывести успели! Вообще никто не сгорел!
Четвертый подумал было, что, согласно канонам, Психу, наверное, стоило ограничиться только спасением их жизни с помощью артефактов, не размениваясь на месть.
Но тут же понял, что обезьян его тупо не поймет, так как совершенно точно не готов к подобному всепрощенчеству. Ладно, человек должен развиваться постепенно, Псих и без того продемонстрировал немалый прогресс.
— Ты молодец, Псих. Спасибо тебе. — искренне сказал он. — И извини меня. Я был не прав.
— Ладно, забыли. — хмыкнул Псих. — Пошли за рясой, все равно здесь делать больше нечего.
Когда паломники сделали вторую попытку выйти на крыльцо, их уже встречала целая делегация.
Когда Псих снял артефакты, появление целого и невредимого гостевого домика прямо в центре пожарища, естественно, не осталось без внимания местных монахов.
Правый телохранитель, например, сразу зарычал от бешенства и набросился на левого.
— Блин! Вот это мы запопали, причем конкретно. Говорил я вам, блин — не простые это паломники, ой, не простые. И чо теперь делать будем? Как мазаться?
Настоятель, изрядно придавленный событиями этой ночи, пожевал губами, а потом сказал:
— Ладно. По крайней мере, монахи они настоящие — это сто пудов. Значит, не убьют. А все остальное — переживем как-нибудь. Собирайте народ, пошли каяться. Повинную голову меч не сечет.
Вышедшие на крыльцо Четвертый с Психом узрели весь личный состав монастыря, стоящий на коленях и отбивающий поклоны.
— Простите, гости дорогие! — вопил расположившийся ближе всех к крыльцу настоятель. — Наш грех!!! Прощения просим, бес попутал!!!
На этих словах по сигналу Правого вступил хор остальных монахов, многоголосо затянувших «Па-а-а-амилуй мя…».
— Ладно, пес с вами! Босс всех прощает. Вас и так уже бог наказал. — объявил Псих, скромно умолчав о своем вкладе в божью немилость. — Так что всем — вольно, разойдись! Дед, ты не расходись, ты рясу верни.
— Сейчас вернем, сейчас! — засуетился игумен, жестом отправив Правого за одолженным облачением. Сам настоятель довольно таки резво поковылял за ним к своим уцелевшим покоям.
Делегация уже подходила к дверям, когда из них выглянул всклокоченный Правый и убитым голосом сообщил:
— Рясы нет.
— Что?! Что ты сказал?! — рявкнул настоятель и неожиданной рысью кинулся внутрь.
Он вихрем ворвался в комнату и увидел пустой стол, на котором оставил рясу.
Мгновенно игумен стал белым, как медведь, схватился за сердце, осел на пол, как будто из него выдернули все кости…
И умер.
Стариковское сердце все-таки не выдержало треволнений последних суток.
— Эй, ты куда! А ну стоять! — кинулся к оседающему игумену Псих, подхватил тело, но тут же понял, что грешная душа настоятеля уже где-то там, в лучшем из миров. Мнется в очереди в ожидании вердикта о сроках и перспективах перерождения.
— Ну что за невезуха! — выругался Псих. — Ускользнул, поганец. И кого теперь допрашивать прикажешь?
Он скользнул взглядом по комнате, и в его голосе послышался металл.
— Эй, вы, двое. Оба сюда! Где наша ряса?
Дальнейшее Псих помнил нетвердо — у него, как говорится, «упала планка» и он психанул по-настоящему.
Первым делом ограбленный паломник отлупил Правого и Левого.
Хорошо так отлупил, на совесть.
Потом погнал их своей железной палкой собирать всех монахов.
Когда личный состав построился — устроил личный досмотр, самолично обшмонав каждого. Рясы под одеждой ни у кого не оказалось, и Псих на всякий случай еще раз отлупил Левого и Правого.
Оставив всех стоять под солнцем, как новобранцев на плацу, обезьян чуть не до несущих бревнышек осмотрел покои настоятеля. Рясы не нашел и долго ругался плохими словами.
Затем затолкал проверенных монахов в проверенные покои, щедро раздавая пинки и зуботычины, и закрыл всех там на засов.
Наступил черед планомерного обыска всех уцелевших строений монастыря.
Безрезультатно.
Судя по всему, упрямство обезьян прокачал до капы, потому что немедленно приступил к планомерному поиску захоронок в окрестностях монастыря. Перерыв был сделан только потому, что уже наступила ночь и в темноте шариться по кустам стало неудобно.
В этот момент зашуганный не хуже монахов Четвертый попытался было поговорить с Психом, но нарвался на натуральную истерику: