Но рассказывают старики что жил в племени свободолюбивых шапсугов отважный джигит Мхамат. Был он могуч телом, горяч сердцем, светел умом. Имел он взгляд прямой и отважный, как у горного орла.
Никогда слезы не туманили взгляда Мхамата, потому что он не позволял никакому горю согнуть себя. Как-то Мхамат собрал адыгов и сказал им: – Довольно лить слезы – пусть плачут насильники! Гоните князей прочь из своих аулов, берите себе скот, который вы растите для этих кровососов! Пусть для всех сияет горячее солнце! Пусть радость придет в ваши жилища!
И шапсуги послушали отважного Мхамата. Они прогнали из аулов князей и их прислужников, разделили между собой княжеские земли и скот. И тут только почувствовали люди, как прекрасна солнечная и обильная адыгейская земля. Когда свобода согрела их сердца, и высокие горы, и густые леса, и бурные реки, берущие начало у далеких ледников, – все стало иным: светлым, ярким, радостным.
Но тут забеспокоились бжедухские, темиргоевские и бесленеевские князья. Они боялись, что народ, по примеру шапсугов, прогонит их и отберет их стада.
По указке князей длиннобородые муллы принялись проклинать Мхамата и непокорных шапсугов. Муллы призывали аллаха обрушить всякие бедствия на голову Мхамата. Но джигит только смеялся – разве могут испугать отважного человека хриплые крики воронов! Князья пытались насильно посадить пши на шею шапсугского племени, но смелые джигиты прогнали княжеские дружины. И тогда решили князья извести храброго Мхамата.
– Приезжай ко мне на пир, о бесстрашный Мхамат, – приглашал бжедухский князь. – Мне по сердцу отважные джигиты!
– Нет, князь! Свободный сокол не любит тесные вороньи гнезда, – отвечал Мхамат.
– Приезжай ко мне на охоту! – звал Мхамата князь темиргоевский.
– Нет, князь! Барс охотится один, а не вместе с волками – любителями падали, – сказал Мхамат.
Но всех хитрее и коварнее был князь бесленеевскип. Он сумел подкупить одного презренного корыстолюбца, жадного до золота, и тот – да будет проклята его память – предал неустрашимого Мхамата. Предатель провел княжеских прислужников в саклю, где спал Мхамат, и те связали безоружного джигита. А наутро княжеские дружины напали на шапсугские аулы, смяли джигитов, смущенных отсутствием Мхамата, и вновь посадили на шею шапсугам хищного ворона – пши. И опять погасла радость в сердцах народа, померкло, потускнело от народных слез яркое солнце. Но память народная навеки сохранила образ отважного воина Мхамата.
Никто не знает, что сделали князья с Мхаматом. Одни утверждали, что его сбросили с высокой скалы в пропасть. Другие говорили, что князья зашили джигита в мешок и утопили в бурных водах Кубани. А третьи клялись, что князья приковали Мхамата к скале на одной из горных вершин и бросили там его умирать от голода, холода и жажды…
Но в народе из уст в уста, от дедов к внукам, передавалась легенда, что наступит день, когда Мхамат разорвет свои цепи, спустится с гор и снова поведет народ на бой против угнетателей. И когда не в силах было переносить княжеский гнет, люди грозили насильникам:
– Вот придет Мхамат…
И верили люди, что бьется отважное, горячее сердце Мхамата, и ни ледяное безмолвие гор, ни булат ни вражеская пуля – ничто не может погасить это сердце.
Когда наши русские братья свергли иго царя и его прислужников, когда советская власть впервые пришла на Кубань, адыгейские пши да муллы пустили в народ ядовитых змей клеветы. Они шептали, что большевики хотят истребить адыгов, что они думают отобрать у них жен и детей. Много подлых слухов пускали коварные князья и муллы. Слепому, который вдруг становится зрячим, трудно сразу привыкнуть к яркому солнечному свету – и были среди адыгов такие, которые верили княжеской болтовне.
Однажды сотни посланцев адыгейских аулов собрались послушать, что скажет им представитель большевиков. Они смотрели, как он поднимался на трибуну, стройный, широкоплечий, с ясным орлиным взглядом, и не знали еще: верить ему или нет.
Он заговорил. И вдруг услышали люди те слова, которые говорил когда-то Мхамат:
– Надо гнать насильников-пши. Пусть земля, леса, реки, стада принадлежат их настоящему хозяину – народу.
И когда смолк большевик, самый старый адыг спросил его:
– Ты – Мхамат?
Посланец большевиков тряхнул густыми черными кудрями, светлая улыбка мелькнула под его длинными усами.
– Нет, старик! Я коммунист! – ответил он. А потом делегаты адыгов побывали в далекой Москве, в Кремле.
Великий вождь – Ленин беседовал с ними, беседовал просто и ласково, как родной, близкий человек.
Он сказал адыгам, что настала пора осушить слезы горя, застилающие глаза народа. Он говорил, что земля и скот, горы и леса, – все принадлежит не князьям-насильникам, а тем, кто трудится, – простому народу. Он сказал, что адыгейский народ – сам хозяин своего счастья…
Когда закончилась эта мудрая беседа, адыгов отвели в большой дом, где жили посланцы многих народов, также приехавшие, чтобы побеседовать с великим вождем коммунистов. И все в этом доме говорили о Ленине, о его мудрости и простоте, о зоркости и душевности, об отваге и уме.