— Действительно. Я имел ввиду ничего компрометирующего.
Она словно задумалась, ее кошмар сугубо личный или все-таки плавно перетекающий в компрометирующий?
“Ладно, хорош комедию ломать. Ты давно собиралась с ним поговорить. Тебе ведь все еще нужен наставник. Так вот оно –говори. Чего рогом то уперлась, дурында”, — пыталась справится с вновь нарастающим волнением Нат.
— Мне этот сон лет с одиннадцати снится. Это еще в школе началось, — она говорила медленно, словно с трудом извлекала нужные воспоминания, которые, казалось, лежали на самой верхней, пыльной полке ее памяти.
— Всегда один, никогда не менялся или в нем есть какая-то динамика?
Его лицо сразу стало серьезным и глубокая морщинка между бровей снова заняла свое законное место. Северус весь подался вперед, и от той расслабленной позы и фривольных мыслей, которые владели им совсем недавно, не осталось и следа.
— Динамика? — Нат на секунду задумалась.
— Ну, развитие событий имеет место быть?
Он, как гончая почуявшая добычу, напрягся и занервничал в предвкушении.
— Я понимаю, что такое динамика. Просто вы не даете мне время подумать.
— Простите. Конечно, подумайте, не торопитесь.
Северус начинал раздражаться, будто почувствовал что-то в ее словах. Видимо, от привычек, приобретенных годами «играя» в шпионов не избавиться, выпив чашку чая в приятной компании. Они отпечатались в мозгу, на уровне подсознания.
— Прогресс… думаю, есть. Раньше мне снилось, что меня кто-то преследует в темноте и мне практически удается дойти до двери своей квартиры, но она заперта, а преследователь настигает меня, и я чувствую его дыхание за спиной. Я кричу, но голоса нет. Наверное, как обычно в кошмарах.
Нат старалась сделать непринужденное лицо, но походу рассказа стала ловить себя на том, что мышцы начинает предательски сводить.
— Он? Вы знаете, кто это? — Снейп внимательно смотрел на нее, желая уточнить детали.
— Это определенно мужчина, я не вижу его, он всегда у меня за спиной, просто чувствую мужскую энергию, но подсознательно я знаю кто это, — она стала говорить быстрее, будто стараясь проглотить конец предложения. Понимая, что Снейп сейчас начнет копаться в ее «грязном белье», чего ей очень не хотелось.
— И кто же это? — спросил он тихо и выжидающе уставился на нее, не настаивая, давая ей время подумать.
Нат порывисто встала и снова отвернулась к окну, на этот раз, чтобы подавить приступ паники. Она не хотела, чтобы он еще раз все это увидел.
Черт возьми, какое неприятное дежавю. Она старалась успокоиться, глубоко вдыхая прохладный воздух, поступающий в комнату через приоткрытое окно.
— Натали, — он корректно напомнил о своем присутствии, — вы не знаете кто это или вам неприятно об этом говорить? — его голос, избавившись от ноток цинизма, стал глубоким и бархатным.
— Скорее второе, — она все еще стояла к нему спиной.
Большое количество кислорода, поступившее за последние несколько минут в мозг, вместе с бархатом его голоса, расслабляюще дурманили сознание.
— Вы не хотите обсуждать это? Я не могу из вас все клещами тянуть, — несмотря на то, что Северус говорил строго, но не было в его голосе обычной бесцеремонности, будто он точно знал, что именно он тянул из нее клещами. — Натали, — он сказал это совсем тихо, от чего ее имя прозвучало почти ласково.
Нат обернулась. Словно ждала от него какого-то знака, который скажет ей, что ему можно доверять. Присев на край подоконника, она прикрыла глаза. Он подошел к ней:
— Ну, что случилось?
Северус стоял так близко, что она на миг задохнулась, почувствовав его запах. А в животе начал распускаться «огненный цветок» рассыпаясь мириадами искр, наполняя ее тело нестерпимым светом. Ему даже не нужно было применять легилименцию, чтобы понять, о чем она сейчас думает. Это сквозило и в ее тихом сбивающемся дыхании и в напряжении, которое читалось в каждом изгибе ее хрупкого тела. Северус не мог сейчас говорить, да что говорить, он дышать рядом с ней не мог. Воздух, наполненный ее дыханием, выжигал ему легкие. Как он хотел, чтобы она сейчас открыла глаза, чтобы читала его между строк, чтобы не испугалась его холодности… Казалось, сердце – загнанная безумной скачкой лошадь, рухнуло замертво, застряв в горле. В голове зашумело и неотвратимо захотелось выйти на улицу, чтобы морозный воздух охладил его лицо и сознание, вернув такое знакомое чувство тотального контроля – его надежного спутника, столько лет дарившего ему такое желанное сейчас хладнокровие.
Она с силой оттолкнула его. Будто почувствовала невероятное давление, от которого захотелось немедленно освободиться. Убежать, спрятаться, только не чувствовать этот нестерпимый, будоражащий коктейль из желания и ярости от того, что он делал происходящее невозможным. Ей так захотелось сделать ему больно. Так же мучительно больно, как он делал сейчас ей, своей близостью, своим бездействием, своей невыносимой нелюбовью.
— Трус.