Кто же вы, Северус Снейп? (СИ)

Только темная расплывчатая тень нависала над ней. Чернота, тьма, безнадега, словно заявляла на нее свои права грубо и властно, оставляя после себя ее душу-крепость в руинах. Обессилев от невероятного напряжения, с которым ей давалось сопротивление, она пыталась найти в себе тот стержень, который удерживал все внутри, но руки безнадежно хватали воздух не находя никакой, хотя бы слабой, опоры. Когда ее метания немного стихли, Темнота вдруг стала осторожной, а ее объятия – почти нежными. Точно Она пыталась усыпить ее бдительность. Видимо, получив от нее то, ради чего так ломала – непротивление.

“Пожалуйста…пожалуйста… ” — шептала Нат, ослабев от крика и страха и проваливаясь, как в бездну, в нежность, которую дарила сейчас Тьма.

А на границе сознания маячила мысль: “она лжет, ей нельзя верить”, но сил не было и она вся обмякла, позволяя черной субстанции поглотить ее целиком.

“Неужели все…?” — она шевелила одними губами, будто у нее не осталось больше сил даже на несколько слов.

Отдавшись Тьме без остатка, Нат осознала, что та ее больше не пугала, а напротив, была желанна. Она лежала в крепких тисках с широко открытыми невидящими глазами, как загнанное в смертельные силки животное. Натали затихла, и пульс ее начал приходить в норму. Она мерно вдыхала прохладный воздух через приоткрытый рот, но это не приносило ей облегчение, напротив, ощущение безысходности высасывало последние крохи воли. Чаша слез вдруг переполнилась, и хрустальная капля стекла к виску, оставляя за собой мокрый след и запутавшись в волосах исчезла без следа, за ней тут же побежала другая. Вдруг она почувствовала, как чья-то теплая ладонь провела осторожно по ее лицу стирая с него остатки слез, которые, покинув свое прибежище проторили мокрую дорожку на ее, кажущемся безжизненным, лице.

Теперь, когда она немного стала приходить в себя, образы вокруг стали приобретать четкость. Пылающие красные глаза потухли и превратились в черные угли, за которыми стало вырисовываться бледное лицо в черном абрисе волос. И она поняла, что на нее смотрит Северус. Он крепко обнимал ее за плечи, прижимая к себе, видимо, чтобы успокоить. Она, все еще не понимая до конца, что происходит, сон это или явь, обхватив его свободной рукой, уткнулась ему в грудь, ища защиты. Вдыхая его такой знакомый запах. Все, что ее тревожило, вдруг отступило, уступая место спокойствию.

“Не уходи, пожалуйста, даже, если ты мне только снишься”, — Нат выдохнула эти слова слабым шепотом, полным мольбы. Он, задохнувшись, ничего не смог ей ответить, слова вдруг колом встали в горле, причиняя физическую боль.

Он просто сильнее вжал ее в себя, даря свою защиту. Расслабившись в его сильных руках, она практически сразу уснула и Северус, положив ее голову себе на колени, откинулся на спинку кровати, приготовившись охранять ее сон. Он рассматривал ее лицо, осторожно убирая пряди волос, выбившиеся во время ее агонии. И их шелк ласкал его пальцы, протекая сквозь них, как белый морской песок.

Женщины никогда не любили его. Он не помнил, чтобы у него, когда-нибудь после Лили, было желание так близко подпустить кого-то. Так впаяться в кого-то, до неразделимого МЫ. Видимо, он пугал тех немногих, которые осмелились подойти ближе других. Конечно, в основном это были шлюхи, и их любовь он покупал. Где-то внутри он успокаивал себя, что это по крайней мере честно. Заплатить за то, что ничего не чувствующий к нему человек позволит снять напряжение и не думать насколько это омерзительно. Он чувствовал ненависть внутри себя. Он был груб, будто сам того не желая, мстил каждой за то, что они не могли быть ЕЮ, его Лили. И каждый раз оскверняя свое тело, принадлежащее ЕЙ, он чувствовал налипающую на него грязь, которую не мог отмыть. Поэтому, каждый раз одеваясь после очередной «разрядки», он сглатывал комок, подступающий к горлу, который нес в себе разочарование и невыносимую боль одиночества. Просачиваясь в его сознание, она отравляла его медленным и весьма болезненным ядом, приближая его такую желанную, но мучительную смерть.

А сейчас, глядя на спящую Нат, он грел в сердце маленький теплый комок, в который свернулась еще не до конца освоившаяся в нем надежда. Он чувствовал, что был нужен ей. Северус даже не представлял себе до встречи с ней, что просто быть нужным — это такое счастье.

Нога, на которой лежала Натали, затекла и начала ныть. Он привстал, поддерживая аккуратно голову своей спящей красавицы, чтобы не побеспокоить ее сон, но она, видимо, испугавшись, что он сейчас покинет ее, застонала и притиснулась еще ближе, схватившись рукой за полу его сюртука. К фестралу ногу, пусть хоть отсохнет. Он прижал ее сильнее к себе, чтобы она чувствовала его железобетонную заботу и готовность охранять, как Пушок, кутая в руках свое сокровище, свой философский камень, свой личный рецепт бессмертия.

Позже