Кто же вы, Северус Снейп? (СИ)

Ее нежность расплавляла его сознание. Никто и никогда не смотрел на него ТАК. Он будто боялся разрушить этот божественный огонь, бушующий сейчас в глубине ее серых глаз, и это ощущение абсолютной душевной наполненности, которое дарило ему каждое прикосновение ее нетерпеливых рук. Они выцеловывали, вымучивали друг друга не смея… сгорая дотла в этом только им принадлежащем раю, небеса которого горели адским пламенем.

Нат смотрела на него сейчас так открыто, даже если бы он нанес ей удар ножом в сердце, она приняла бы его с благодарностью, не закрывая глаз. А на устах, пока они могут шевелиться, было бы только «спасибо». «Спасибо, что прямо в сердце». Он вошел в нее, и она, выдохнув стон, прикрыла на миг глаза и из-под ресниц ее потекли слезы.

Они любили друг друга так, будто их никогда не предавали. Отдавая себя без остатка. Они были полны друг другом – с одним на двоих дыханием, одним бьющимся так восторженно и нервно сердцем. Точно огонь этой сладкой муки закалял в своем горниле их тела, очищая огнем, соединяя, вплавляя друг в друга, делая нерушимым целым.

Они лежали в темноте, Северус все еще не мог отпустить ее из плена своих рук, запуская пальцы в ее теплые, пахнущие цветами волосы. Дотрагиваясь до быстро бьющейся в агонии венке на шее, ощущая губами стремительное течение крови. Она запрокидывала голову открываясь ему навстречу. Он оглаживал своими ставшими такими чувствительными пальцами ее острые ключицы. Ласкал ее грудь, так удобно умещающуюся в его ладонях. Его руки скользнули под лопатки, и Нат выгнула спину, поддаваясь его порыву. Он накрыл губами ее сосок ощущая языком его твердость. Она застонала в ответ и еще больше выгнулась, запустив нервные пальцы в гриву его черных волос. Где-то в внизу живота снова стало зарождаться желание, будто ненасытный дикий зверь, проснувшийся после многолетней спячки, так жаждавший теперь ее тела. Его губы прижались к ее горячему животу, он вдыхал ее запах. Ее трепет от каждого его прикосновения сводил с ума. Он открывал для себя что-то новое, доселе неизведанное. Он мог пробуждать в ней такую палитру эмоций. Он ощущал себя причастным к музыке ее тела, этой гамме стонов, вздохов, которую рождали в ней его губы, его руки. Северус ощущал над ней власть: пьянящую, повергающую его на новые исследования этого запределья. Если до этого он только брал, то сейчас он ощутил непреодолимую жажду отдавать, усилить эту только для них сейчас понятную музыку.

Ощущение ее волос между пальцев, несдержанность слов, ласк… невыносимое желание, резкое и глубокое движение, приносящее восторг.

“Еще… пожалуйста… ” — шептала она, заводя еще больше. Ее покорность сводила с ума. Ее незащищенность, его власть над ней.

«Моя» — выдохнул он со стоном.

Положил руку ей на затылок, потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, он хотел смотреть в ее глаза. Хотел пить ее покорность, ее жажду нежности, ее любовь.

Ее руки нервно гладили его по спине, опускаясь ниже. Она взяла в плен его подтянутые мраморные ягодицы и сжимая их в нетерпении, задавала темп не в силах больше сдерживаться, задыхаясь в его ласках. Ее влажные, нетерпеливые губы были приоткрыты. Их стоны сводили с ума обоих. Нат прикрыла глаза, и тело ее изогнулось, с губ сорвался крик, а коготки оставили на его спине несколько пылающих дорожек. Голова закружилась. Балансируя на краю бездны, он вдруг сорвался в пропасть. Его тело, содрогнувшись, наполнилось таким нестерпимо ярким светом и теплом, будто он только что родился. И это акт рождения словно смыл с него все грехи и ошибки, освободив на мгновение его душу.

*

Северус приоткрыл глаза, щурясь от яркого солнца, вовсю уже хозяйничавшего в комнате. От чего в носу было щекотно и как-то особенно радостно, как в детстве. Он слегка поменял положение головы, чтобы отгородить от себя назойливое светило оконной рамой и посмотрел на Натали. Она лежала на боку, лицом к нему. Солнце золотило волоски на ее руках, от чего кожа казалась совершенно прозрачной, будто светилась изнутри. А нимб, так причудливо вспыхнувший над головой, делал ее волосы огненно-рыжими. Сердце, вдруг, на секунду сжалось. Проглотив подкатившее к горлу волнение, Северус прикрыл глаза и на веках, которые от яркого света были прозрачно-розовыми, отпечатался образ Лили. В нем не было сожаления или боли, которые преследовали его все эти годы. Будто он впервые почувствовал, что готов отпустить ее. Отпустить, в том самом сокровенном смысле этого слова, когда он признает права на нее за другим. Когда он принимает, без этого невыносимого отторжения, ее выбор. Ее право на этот выбор, на счастье, которое подарил ей не он. При этом Северус всем своим существом ощущал непередаваемое единение с ней, будто она вросла в него, став частью его души, частью его сердца, в котором он отвел ей огромное место, и оно только ее, ВСЕГДА.