Читаем Кто откроет эту дверь? полностью

Тому, какая она сильная — год за годом тянет на себе дом в полузабытой деревне. Без лекарств, без ухода. Из продуктов — только то, что вырастет в огороде, выменяют соседи, да раз в неделю привезёт автолавка.

Тому, как он сильно по ней скучал.

Затем они пили чай, Николай Николаевич вручал подарки — льняную скатерть на стол, бабу на самовар («А то всё чайник да чайник. Давай я завтра самовар растоплю?»), толстую подборку кроссвордов. Шерстяной платок.

А затем он посмотрел на часы, рядом с которым висел выцветший, выгоревший постер какого-то латиноамериканского сериала, и поднялся на ноги.

Начало двенадцатого — подсказали старые ходики над платяным шкафом.

Время.

Николай Николаевич расцеловал бабушку, подхватил тяжёлую сумку, чертыхнувшись снял её, открепил от рюкзака снасти.

— Петровичу привёз, — пояснил он бабушке. — Он мне жаловался, что совсем поломалось у него всё.

Взял в одну руку снасти, накинул сумку на плечо и вышел во двор.

Его ждали пятнадцать дворов. На всё про всё — меньше часа.

Николай Николаевич поправил на спине сумку. Ничего, — подумал он, — сейчас с каждым двором сумка будет становиться всё легче, пока и не станет вовсе невесомой и не отправится в клапан рюкзака до следующего года. Но, — он покосился на снасти, — первый делом зайти к Петровичу.

Его ждали, как и всегда. Везде встречали, обнимали, целовали, крестили. Дети облепляли его, клянча сладости. Он раздавал им по леденцу из карманов бушлата, вручал тщательно запакованные свёртки с подарками, строго грозил пальцем:

— До Нового Года не открывать. Ни-ни!

Затем вручал гостинцы старикам. Те пытались оставаться спокойными, но по сухой пергаментной коже нет-нет да пробегала слеза.

И, разумеется, в каждом доме, ему подносили рюмку мутного самогона.

Николай Николаевич не возражал — когда пить, если не сегодня, к тому же, он знал, сегодня ему не будет никакого вреда от выпивки, что бы ни говорил в далёком городе Петербурге казавшийся сейчас малореальным и каким-то напрочь выдуманным молодой мальчик-участковый, пришедший в их поликлинику в прошлом году.

А народ, получив подарки, начинал подтягиваться к центру посёлка, туда, где, в пяти домах от бабушкиного, стояла красавица-ёлка, уже кем-то наряженная.

Стояли столы с уже открытыми банками солений и маринадов. Мигали цветные лампочки гирлянд. Петрович, обрадованный снастями, уже сидел за столом, задумчиво надувая и сдувая меха баяна и напевая прокуренным голосом под нос:

— Жингл бэлс, жингл бэлс, жингл ове ворлд…

Гармонист остановился, уставился подслеповато на Николая Николаевича:

— Коль, а что такое «ове ворлд»? — спросил он.

Николай Николаевич почесал затылок:

— «Над миром» это по-английски значит.

— Над миром… — задумчиво протянул Петрович, оглядел собиравшихся на площадке стариков и детей, покосившиеся деревянные дома и ударил по кнопкам.

Одновременно на пригорке, в бабушкином доме забили часы.

Раз, два, три… двенадцать.

Наступил Новый Год.

…и, стоя в стороне от всё нарастающего и нарастающего веселья, глядя на детвору, носящуюся по расчищенной площадке возле большой, украшенной гирляндами и игрушками ёлки, он вновь и вновь искал среди детских затылков, знакомый непокорный светлый вихор сына… И с тихой радостью говорил себе, что его здесь нет. В этом году нет. И слава Богу!

Значит, жив. Хоть и не звонит.

Значит — жив. А всё остальное — приложится…

Дети всё водили хоровод вокруг дерева, а он продолжал смотреть.

Круг, ещё круг, ещё один…

Не мелькнёт ли светлый вихор в толпе? Ни раздастся ли знакомый голос?

Круг.

Ещё круг…

И снова раздаётся бой часов, но на этот раз — обратный, перевёрнутый, идущий в иную сторону. И вместе с ним вся деревня, все жители, столы с закусками, гирлянды, взрослые, дети вокруг ёлки взметнулись вверх, чтобы спустя мгновение невесомости полететь вниз.

Они падали, опадали. Опадали как сухие иголки с умершей ёлки.

Опадали, превращаясь в выцветшую мишуру, смятые фантики, старые газеты с никем не разгаданными до конца кроссвордами, в тускло блестящие осколки ёлочных игрушек…

Опадали. Падали.

Раз, два, три.

6. Николай Николаевич проснулся в ледяном пустом доме, дрожа от холода. Несмотря на большое количество самогона вчера, голова не болела. Зато болели ноги.

Как бы не заболеть, — подумал он и начал таскать в печку дрова, лежащие в углу гостиной — заготовка с прошлого года. Заодно заметил, что пара стекол в угловом окне выбиты, то ли ветром, то ли какими-то хулиганами.

Деревянные дома ненадолго переживают своих хозяев, а бабушка умерла уже много лет назад…

Николай Николаевич потряс головой, отгоняя эти мысли.

Надо будет забить досками, — подумал он. А летом приехать на недельку — обновить краску, крышу подлатать, забор поставить, — добавил про себя он, зная, что появится здесь не раньше, чем через год.

Печку удалось затопить с третьей попытки. На полках, затянутых паутиной, нашёлся чайник. Николай Николаевич вышел на крыльцо, чтобы набрать снега для чая. Огляделся.

Перейти на страницу:

Похожие книги