Кто откроет эту дверь?

Вы никогда не дадите себе в этом признаться. Вам проще исказить все факты, заявить, что Солнце вертится вокруг Луны, а собака - лучший друг человека, чем осознать собственную глупость и бессмысленность. Хотя кому сдался этот смысл? Без него живётся куда проще. Всем. Но не вам…»

…— И пал человек во грехе, и сказал он себе, ведомый шёпотом падшего ангела: 'Два колеса — хорошо, а четыре — лучше'. — Вещал Вождь-Хромированное-седло. — И построил человек машины греха: легковушки, внедорожники, КамАЗы, и транспорт на гусеничном ходу! И разгневался Бог, видя прегрешения детей своих. И излил на землю гнев свой, и активный уран свой и всё остальное своё наказание также излил он! Так и погиб человек, не покаявшись в четырехколёсном грехе своём.

Иногда Хозяин покидал наш дом и уходил. На день, два. Он бродил по городу, слушал, о чём говорили люди.

А говорили разное…

Говорили, что на месте столицы находится кратер диаметром в десяток километров. По ночам кратер светится. В хорошую ночь можно увидеть яркие вспышки, где-то вдали на севере.

Говорили, что всё это бред и провокации. Что никакого кратера нет, и вообще стоит столица нетронутая, но опустевшая: ни один дом не разрушен, ни одно стекло не выбито. Но пусто. Ни души.

Говорили, что остатки Второго Мотопехотного и Третьей Освободительной до сих пор бьются в руинах, там за рекой, буквально в двадцати милях от нас. Бьются не зная, что Война уже давно закончена, а те, кто начал её, давно истлели в глубинах подземных бункеров.

Говорили, что в последний день Войны раскрылись на центральной площади столицы врата в преисподнюю. И что зовут главного демона Нгоак-мигот, и имеет он по пять рук и шесть ног и три уда с каждой из сторон тела своего…

Внимательно посмотри на мой хвост! — велел мне как-то раз Хозяин. — Не правда ли, иногда кажется, что он живёт сам по себе? Что он — отдельное существо, отдельная личность, причудой судьбы пришпандоренная к моему заду. У меня больше физических возможностей — у него меньше забот и, соответственно, больше возможностей думать. Он не может видеть, не может слышать; единственное, что он может — это осязать. По сути дела, он даже и не представляет, что это такое: видеть, слышать, сливки. Но это не мешает существовать ему полноценной, как он считает, жизнью. А по правде, дело не в том, что он не в курсе очень многого, дело в том, что он — всего-навсего отросток моего позвоночника, иннервируемых парочкой моих же нервов. Да и самостоятельным существом он может показаться лишь с очень большим натягом.

А кто ты такой?

3. Если вам показалось, что наша жизнь была тихой и мирной, то вы жестоко ошибаетесь.

Наш маленький район был действительно некоей тихой гаванью, чего нельзя сказать об остальном Городе. Десятки банд, бригад, отрядов обороны и нападения, шаек и квази-королевств, насчитывающих от двух до десяти подданных, воевали между собой за сохранившиеся дома, станции метрополитена, супермаркеты и парки, ставшие пастбищами для скота. В нашем районе, к счастью, им ничего нужно не было, и нас не трогали.

Напротив, к нам приходили за помощью: Доктор, сжав зубы, залечивал неидеальные раны неидеальных больных, Баронесса предсказывала лучший момент для штурма здания бывшего цирка (основной объект боевых действий в городе на протяжении почти десятилетия), Летописец заносил в свою Летопись всех желающих.

По негласному договору, нас не трогали, мы были нейтральной землёй.

Шли годы.

Порой Хозяин приводил мне женщин. О да, он, как никто, заботился о своем недостойном слуге, следил не только за моим душевным, но и телесным благополучием. Они оставались с нами - кто на один день, кто на неделю. Затем они уходили - на юг, туда, где, по слухам, ещё теплились остатки 'жизни до'. Ни я, ни Хозяин не старались их удержать. Это был их выбор: тени и призраки 'жизни до' были им милее. Их оставалось только пожалеть: ведь они так и не смогли увидеть настоящий свет и смысл существования.