Кто хочет стать президентом?

Уже через десять минут капитан катил к нему в особняк на собственной «Мазде», купленной в дни своего счастливого служения олигарху. По дороге, правда, он сообразил, что поступает чересчур безоглядно и непоследовательно. Заехал домой, форму сменил на штатский костюмчик, а машину… Припарковал свою слишком примелькавшуюся в городе тачку у гастронома в центре и поймал частника. Очень довольный уровнем своей предусмотрительности, помчался дальше.

С Танкером, коронованным главой калиновской организованной преступности, он, разумеется, встречался и раньше, но дружбы его всячески избегал. Приблизительно по тем же причинам, что и Шинкарь – рассчитывал на другого хозяина. Слава Богу, хватило ума не нажить в Танкере врага. Мелкая торговля, дальнобойный и старательский промыслы, проститутки, кроме привлекавшихся для обслуживания спецпроектов, – все было отдано калиновскому профессору Мориарти с восьмиклассным образованием. Впрочем, про образование – это по слухам. В любом случае Танкер вел себя разумно, можно сказать, тихо. Его подручные – смотрящие, стрелки, быки или как их там еще – частенько нарывались на мелкие неприятности с законом, он же – никогда. Не потому что очень закона боялся, просто его повседневный образ жизни этого не требовал.

Капитан неплохо себе представлял теневой расклад сил в городе и хотя служил фигуре всероссийского, а может быть, международного масштаба, не мог не признавать, что в калиновском измерении Танкер есть фигура очень и очень значительная.

И с годами все набирающая вес.

Не всегда понятно, за счет чего, но тем не менее.

Все попытки Танкера втиснуться в нефтепереработку были решительно и однозначно отметены. Хотя, по мнению Захарова, олигарх проявил непозволительное чистоплюйство. Пусть тебе руку сам Чейни жал, но с сильными людьми на местах нужно считаться. Легализоваться Танкеру, несмотря на довольно нефтяную кличку, не дали. И можно только догадываться, каких размеров ярость на Винглинского и его команду он затаил. Придется сразу же начать с объяснений, что он, Захаров, человек в общем-то у Винглинского невеликий, не он решал и решает.

Отпустив частника метров за триста до особняка Танкера, капитан быстро дошагал до ворот, поминутно оглядываясь.

Стоял пасмурный пустынный депрессивный день. Какие-то машины проносились мимо. Капитан поднимал край ворота.

Пришлось долго жать кнопку в стене у калитки, потом несколько раз объяснять, кто такой. Звание называть не хотелось, а фамилия сама по себе фурора там, за стеной, не производила.

Наконец калитку отворили. Как это ни странно, женщина. Не бандит с обрезом. Высокая, пожилая.

– Так, чего надо?

Захаров сообщил полностью, кто он такой. Женщина пожала плечами:

– Заходи.

Во дворе было много машин и совсем не было людей. Большие джипы, маленькие джипы, просто легковые машины. Захаров прошел между ними, оглядываясь, как на живые существа, и чуть ли не ожидая от них какого-то подвоха.

– Обтруси. – Женщина подала Захарову веник. Он привел в порядок обувь.

Когда входная дверь отворилась, из дома послышались звуки музыки.

– Иди туда, – сказала женщина, а сама удалилась совсем в другом направлении. Ничего не скажешь, глава местной мафии не слишком-то заботился о своей безопасности.

Захаров прошел по узкому темному коридору, отделанному деревом, и, осторожно толкнув дверь, верхняя часть которой представляла собой смутный витраж, попал в помещение, тоже отделанное деревом, только светлое и теплое. Посреди него на медвежьих, кажется, шкурах сидели два человека, опираясь затылками на стоящие позади них кресла. Слева трещал камин. Оба человека были Захарову знакомы. Первый был собственно Танкером. Небольшой, пузатый, с крохотными усами под носом. Второй – поэт Божко с гитарой.

Звучала некая песня.

Глаза обоих сидящих были закрыты, и Захаров понял, что песню ему придется выслушать если не полностью, то до конца.

Пойду ли я в десятый класс,
вопрос довольно спорный.
За мною нужен глаз да глаз,
особенно в уборной.

Десятый класс, звенит звонок,
и, потирая руки,
отец сказал: «Иди, сынок,
грызи гранит науки».

При слове «отец» из левого глаза Танкера выкатилась небольшая слезка.

Я огрызаюсь, но грызу,
Грызу – и ни в одном глазу.

Вот скоро осень, и привет
я отдал милой школе,
без малого пятнадцать лет
или шестнадцать, что ли.

Но мне своих не жалко сил,
могу еще лет десять.
Ведь Ленин сам же ж нас просил:
учитесь сколько влезет!

И еще одна слеза, наверно «за Ленина», изволила покинуть око мафиози. Было понятно, что это музыкальное сочинение вызывает у него сильные чувства.