Кто ищет, тот всегда найдёт

Триумфа, к сожалению, не получилось. Когда мы, окончательно выдохшиеся, со скрипом костылей и стенаниями замученной плоти, прителепали в лагерь, он был пуст: очевидно, о нашем прибытии забыли оповестить. Ни цветов, ни музыки. Впрочем, женщины были. За самодельным столом из тёсаных плах, накрытых жестью, спокойно сидела Алевтина со своими вечными образцами и не только не обрадовалась нам, хотя бы обманно, но даже не соизволила удивиться, хотя бы притворно.

— Бойцы возвращаются израненными, но со щитом, — произнесла без эмоций, будто видела не живых людей, а батальное полотно. — Надеюсь, ничего серьёзного? — Как будто наши травмы зависели от нас.

Её у нас не любили и потому избрали секретарём парторганизации. Отталкивали, вызывая невольную антипатию, не только безразличные способы мышления и выражения мыслей газетно-книжными штампами, но и серое внешнее обличье нескладной бабы, сухопарой и плоской, с узкими костлявыми плечами и широкими бёдрами, тонкими ногами и маленькой головкой с невыразительными птичьими глазами и бледными змеистыми губами с постоянными болячками. Она несомненно видела и чувствовала людскую неприязнь, переполняясь желчью и замыкаясь на пустынном геолого-партийном островке. Мне её было жалко. Тем более что была она классным минералогом и петрографом, трудоголиком и умницей. За это уважали, но не любили. Думаю, для женщины хуже всего, когда уважают, но не любят.

Неожиданно и вопреки характеру у неё оказалась приличная и постоянно пополняемая библиотека дефицитных детективов, и я прошлой зимой попытался получить доступ, но безуспешно. Жмотина редко кому доверяла интеллектуальное чтиво, а уж новенькому — тем более. «Ну и не надо», — отстал я, — «не больно-то и хотелось», а заодно решил, что геолог-то она так себе, фактурщица, дальше своих камней ничего не видит. Настоящие геологи и геофизики, а к таковым я, естественно, относил и себя, обязаны мыслить широко и глубоко, не зацикливаться на фактических данных, искать не идею под них, а их под идею, смотреть в перспективу, обладать пространственной фантазией и нюхом хорошего детектива-разведчика. Нет, она не геолог от бога, куда ей! Негативное отношение усиливалось ещё и оттого, что Алевтина скептически относилась к геофизике, а мне казалось, что, в первую очередь, ко мне. В общем, у нас наметилась взаимная конфронтация. Ей бы пристало работать в каком-нибудь затхлом институтишке, копаться в окаменелых древностях и не мешать росту молодых перспективных кадров. А она почему-то прячется от людей в полевых партиях и отрядах, портит боевое настроение. И вообще, спокойно могла бы корпеть, по-марьиному, где угодно, везде быть нужной и чужой. Говорят, что когда-то была замужем, но муж, не выдержав тоски, быстро сбежал, и с тех пор никто ничего не знает о её личной жизни и даже толком, сколько ей лет.

— Так, — отвечаю спокойно, независимо, — царапина. — Подбрасываю себя к столу и усаживаюсь спиной к ней. А Марья поволокла рюкзак к геологической палатке, чтобы избавиться, наконец, от проклятых камней, никому не нужных, кроме Алевтины. Просматривая их, та никогда не была удовлетворена, придираясь, что взяли не на всех аномалиях и не свежие, а выветрелые. Так и старается сбить ударный темп геофизических бригад.

— Что за шум, а драки нет? — Оказывается, в лагере и мужики есть. — Ба! Наших уже побили, — вылез из своей палатки и, щурясь от падающего осеннего солнца, уставился на меня, слегка улыбаясь, наш начальник Геохимического отряда — Кравчук Дима. — Что случилось? — выразительно посмотрел на ногу как начальник.

Подчинённый, не смея огорчать начальство и не пытаясь скрыть правду, незамедлительно ответил, краснея и смущаясь своего растрёпанного вида и производственной бесполезности:

— Да ничего особенного. Поскользнулся, упал на камень, коленку повредил немного, — сказал то, чего хотелось.

Дмитрий Николаевич — он не любил, когда называли по-простецки Димой или, что ещё хуже — Митей — ещё раз оглядел замотанную ногу, которая интересовала его больше, чем весь я в целом, крякнул с досадой:

— Чёрт-те что! Уметь надо падать! — подошёл, сел рядом с Алевтиной по другую сторону стола от преступника. — Не ко времени шлёпнулся: я уже отчёт по ТБ отослал, чистенький — ни одного несчастного случая. — С досадой шлёпнул широкой ладонью с почерневшими от постоянной возни с землёй и камнями морщинами. — Не мог ты повременить падать до начала ноября? — Дима отличался тяжеловесным юмором и, как следствие, отменным аппетитом, что хорошо угадывалось по его плотно сбитой фигуре за-тридцатилетнего здоровяка. — Ходить, что ли, не можешь? — покосился на самодельные ходули.

Нет, не встречали нас ни восторженные женщины, ни почтительные мужчины. Не отвечая на последний, второстепенный, вопрос, говорю о главном:

— Я не знал, что ты уже состряпал отчёт.

Дима-Митя хмыкнул — он не был обидчивым, если не затрагивались его добро и гроши.