Кто ищет, тот всегда найдёт

Жарко! Душно! А каково Марье под каменным рюкзаком? Терпит, вредина! Ей, как и мне, больше ничего и не остаётся. Скоро должен быть ручей. Скорей бы! Надо терпеть. Терпи, солдат, — генералом станешь. Из начальников отряда, естественно, выпрут. Ну, что ж, побегаем с прибором. Я не честолюбив, не карьерист. Мне самому по себе быть даже больше нравится. А как же месторождение? С Ленинской? Всё равно замылят. Чем дальше от тебя мечта, тем интересней. Нога бы не подвела, а месторождение никуда не денется. Ага, вот и долгожданный водный поток.

— Марья, падаем!

Не отвечая, она валится набок, освобождается от рюкзака и, поднявшись, помогает мне улечься на траву.

Под мышками ноет, колено дёргает, ладони горят, в голове стучит, в груди спёрло — совсем развалина! Ничего не хочется: ни жить, ни есть, ни двигаться. Только бы лежать в забытьи и балдеть.

— На, попей, умойся.

Вставать? Ни за что! Какая разница, в каком виде сдохнуть? Согласен на грязную высохшую мумию, только бы не отрываться от земли.

С кряхтением сел, взял котелок, чуть не обжёг стёртые пальцы о холодный металл и, припав к краю пересохшими губами, долго и медленно цедил, возвращая к жизни обезвоженное тело. Влажными ладонями кое-как обтёр лицо и снова на спину. Слышу, Марья плещется, умывается, а мне повернуться и посмотреть из любопытства неохота. Дошёл, доходяга, до ручки! А вообще, какая она, Марья? Два дня вместе. А не знаю. Ничегошеньки не знаю.

— Марья?

— Ну?

— Ты какая?

Помедлила.

— Обыкновенная.

Полностью с ней согласен. Обыкновенная тёлка без нервных окончаний. Лет шесть, наверное, в школе просидела, лениво переваливаясь из класса в класс.

— Сколько отучилась?

— Десятилетку, — и, замешкавшись, добавила: — С медалью.

Ого! Ничего себе, тёлка! Племенная. А мне похвастаться нечем: законченный серяк! Школу, правда, закончил без троек. Не накопил знаний, зато преуспел в амбициях и потому полез в институт. И выбрал не какой-нибудь, а Ленинградский Горный и специальность самую престижную — геологическую. Меня привлекала не романтика будущего, а удешевлённая форма с полупогончиками и самая большая стипендия в 495 рублей, на которые предстояло жить. От отца, скромного бухгалтера, и матери, кассирши в кинотеатре, обременённых ещё двумя детьми, существенной помощи ожидать не приходилось. Вообще, надо было бы устраиваться на работу и помогать им. Но я думал только о себе.