Ксеноцид

— Ты хочешь сказать, что это твой отец упоминал имя Хань Фэй-цзы?

— Все люди Чжонлэя знают, что Хань Фэй-цзы — самый почтенный человек на всем Пути. Мы гордимся, что дом Хань — частичка нашего города.

«Так, значит, — подумала Цин-чжао, — ты прекрасно понимала, насколько честолюбивые цели преследуешь, когда решила попробовать стать служанкой его дочери».

— Я не хотела сказать ничего оскорбительного для твоего отца, как не хотели они. Но неужели Звездный Конгресс по желанию не может приказать Пути отослать твоего отца на другой мир для свершения суда?

— Они никогда…

— Может или не может? — настаивала Ванму.

— Путь — колония, — ответила Цин-чжао. — Законом допустима подобная ситуация, но Звездный Конгресс никогда…

— Но если они уже приказали Лузитании, почему они не могут отдать тот же приказ Пути?

— Потому что ксенологи на Лузитании были повинны в преступлении…

— А народ Лузитании так не считает. Правительство планеты отказалось посылать их на суд.

— Вот это и есть наистрашнейший их проступок. Как смеет правительство какой-то планетки воображать, будто разбирается в положении дел лучше Конгресса?

— Но им известны все детали, — возразила Ванму так, будто объясняла элементарную истину, знакомую всем и каждому. — Они давно знают этих людей, ксенологов. Если бы Звездный Конгресс приказал Пути послать Хань Фэй-цзы на другую планету, чтобы там он предстал перед судом за преступление, которое, как мы прекрасно понимаем, он никогда не совершал, неужели ты думаешь, что мы бы не восстали против высылки такого великого человека? И тогда бы они натравили на нас флот.

— Звездный Конгресс — воплощение справедливости всех Ста Миров, — заявила Цин-чжао, ставя последнюю точку.

Дискуссия была закончена. Какая дерзость, Ванму не соглашается с ней.

— Но ведь Путь пока что не входит в число Ста Миров, если я не ошибаюсь? — сказала Ванму. — Мы всего лишь колония. Значит, они могут делать что захотят, а это несправедливо.

В конце последнего довода Ванму кивнула головой так, будто наконец возобладала в споре. Цин-чжао чуть не расхохоталась. По сути дела, она бы и расхохоталась, не будь так взбешена. Отчасти она сердилась потому, что Ванму не раз прерывала ее и даже смела противоречить — даже учителя Цин-чжао никогда не осмеливались столь резко возражать ей. Однако наглость Ванму пришлась к месту, и гнев Цин-чжао свидетельствовал, что она слишком пристрастилась к незаслуженному уважению, которое люди оказывали ей просто потому, что доводы звучали из уст говорящей с богами. Должно быть, кто-то высший вдохновил Ванму на подобные речи. Гнев Цин-чжао не совсем справедлив, поэтому она должна избавиться от него.

Но в основном Цин-чжао гневалась потому, что Ванму посмела неприлично отзываться о Звездном Конгрессе. Будто Ванму не воспринимала Конгресс как воплощение высшей власти над человечеством; будто Ванму считала, что мнение Пути куда более важно, нежели единая воля всех Миров. Даже если суждено приключиться невозможному и Хань Фэй-цзы прикажут предстать перед судом другой планеты, удаленной на сотни световых лет от Пути, он, ни слова не говоря, исполнит приказание — и придет в бешенство, если кто-нибудь на Пути выкажет хоть малейшее сопротивление воле Конгресса. Восстать, подобно Лузитании? Невероятно. Одна мысль об этом заставила Цин-чжао ощутить жирную грязь на своих руках.

Грязная. Нечистая. Взглядом она начала искать жилку на полу комнаты.

— Цин-чжао! — воскликнула Ванму, стоило только ее госпоже опуститься на колени и склониться над половицей. — Нет, только не это, за что боги наказывают тебя? Ведь эти слова были произнесены мной!

— Они не наказывают меня, — ответила Цин-чжао. — Они очищают меня.

— Но, Цин-чжао, ведь это были даже не мои слова. Они принадлежат людям, которых здесь нет.

— Кому бы они ни принадлежали, они нечестивы.

— Но это нечестно, почему должна подвергнуться очищению ты? Ведь ты никогда не думала так, не верила в сказанное мной!

Все хуже и хуже! Да замолчит когда-нибудь эта Ванму или нет?!

— Теперь ты заявляешь, что сами боги поступают нечестно?

— Да, заявляю, раз они наказывают тебя за слова других людей!

Эта девчонка невыносима.

— Значит, ты мудрее богов?

— Они точно так же могут наказать тебя за то, что ты следуешь силе притяжения, или за то, что на тебя падает дождь!

— Если они прикажут мне очиститься, так я и поступлю и назову это справедливостью, — склонилась Цин-чжао.

— Тогда справедливости вообще не существует! — крикнула Ванму. — Когда ты произносишь это слово, ты имеешь в виду то, что взбрело на ум богам. Но когда я говорю о справедливости, прежде всего я хочу сказать, что это честно, так должно быть. Люди должны быть наказаны за проступки, которые совершили намеренно, с умыслом, и…

— Что бы боги ни подразумевали под справедливостью, я должна прислушиваться к их словам.

— Справедливость есть справедливость, что бы там ни воображали себе боги!