Ксеноцид

Валентина знала ответ на вопрос прежде, чем успела себе его задать. Ее детство прошло на Земле в то время, когда в космосе кипели войны с жукерами; насекомообразные инопланетяне мучили ее в ночных кошмарах, ими пугали детишек. Лишь немногим довелось лично повстречаться с жукерами, и мало кто из них выжил. Даже на той планете-колонии, когда она вдруг очутилась среди останков великой цивилизации, люди не обнаружили ни одного, пусть даже сгнившего трупа. Ее воспоминания о жукерах основывались на ужасных картинках, взятых из видео.

Но не она ли первой прочитала книгу Эндера, озаглавленную «Королева Улья»? Не она ли вслед за Эндером осознала чужеродное величие и красоту этого существа?

Да, она была первой, но это еще ничего не означало. Все люди, живущие ныне, были воспитаны в гуманной Вселенной, потому что они выросли на «Королеве Улья» и «Гегемоне». Тогда как из тех, кто помнил злобные нападки на жукеров и постоянную пропаганду, ведущуюся против них, и живых остались только она и Эндер. Естественно, Валентина почувствовала необъяснимое облегчение, не увидев нигде жукеров. У Миро и Пликт вид Королевы Улья не вызовет такого отвращения, как у нее.

«Я Демосфен, — напомнила она себе. — Я ученый, который настаивал на том, что жукеры — раман, разумная инопланетная раса, которую можно понять и принять. Я должна приложить все силы, чтобы справиться с предрассудками детства. В положенное время все человечество узнает о воскрешении Королевы Улья; позор неизгладимым пятном ляжет на Демосфена, если он единственный не примет Королеву Улья как раман».

Эндер обогнул небольшое строение.

— Мы на месте, — сказал он.

Он выключил двигатель, лопасти замедлили вращение, и машина мягко опустилась на капим рядом с единственный входом в здание. Дверь оказалась очень низкой — взрослый человек мог проникнуть внутрь, только встав на четвереньки.

— Откуда ты знаешь? — спросил Миро.

— Она мне так сказала, — ответил Эндер.

— Джейн? — удивился Миро.

Его лицо слегка вытянулось, потому что ему, естественно, Джейн ничего подобного не говорила.

— Королева Улья, — пояснила Валентина. — Она общается с Эндером непосредственно через мозг.

— Милая шутка, — усмехнулся Миро. — Меня научишь?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Эндер. — Ты сначала познакомься с ней.

Сойдя с машины и по пояс погрузившись в высокую траву, Валентина заметила, что Миро и Эндер то и дело поглядывают на Пликт. Их, должно быть, смущало ее непоколебимое спокойствие. Вернее, впечатление непоколебимого спокойствия. Валентина считала Пликт весьма разговорчивой и красноречивой женщиной, но также привыкла к манере Пликт время от времени изображать из себя немую. Эндер и Миро впервые столкнулись с ее нарочитым молчанием и сразу почувствовали себя не в своей тарелке. Чего и добивалась Пликт. Она считала, что люди лучше всего проявляют себя, когда чем-то обеспокоены, и, надо признать, присутствие не произносящего ни слова человека производило должное впечатление на окружающих.

Нельзя сказать, что Валентина всей душой принимала подобный метод общения с незнакомыми людьми, но она сама не раз становилась свидетелем, как, будучи наставницей, Пликт молчанием вынуждала учеников — детей Валентины — иметь дело с собственными мыслями. Во времена Валентины и Эндера было принято подстегивать учеников диалогами, вопросами, разного рода доводами. Но Пликт заставляла подопечных самих разбирать спор, сначала выдвигая аргументы «за», а потом выдвигая доводы «против», пытаясь опровергнуть собственные размышления. Однако этот метод был под силу очень немногим. Валентина заметила, что Пликт так умело пользовалась им только потому, что ее бессловесность не проявлялась как обыкновенное нежелание говорить. Ее проникающий внутрь взгляд сам по себе был равноценной заменой сомнению. Когда студент сталкивался с подобной немигающей преградой, он волей-неволей вскоре начинал сомневаться в собственной правоте. Каждое сомнение, которое ученик рассматривал и отбрасывал, заводило его все дальше вглубь, пока он не натыкался на истинную причину недоверчивого взгляда Пликт.

Старшая дочь Валентины, Сифте, как-то сказала, что противостоять Пликт все равно что «смотреть на солнце». Теперь с всевидящим оком и всеоспаривающим ртом столкнулись, в свою очередь, Эндер и Миро. Валентине захотелось рассмеяться при виде того, как неловко они переступают с ноги на ногу, захотелось подбодрить их, а заодно дать нежного шлепка Пликт и приказать ей «не быть плохой девочкой».