Ксеноцид

— Си Ванму, духовная дочь Владычицы Запада, я возьму тебя к себе в доверенные служанки, но только в случае, если ты согласишься на следующие условия. Во-первых, ты позволишь мне обучать тебя и будешь прилежно исполнять уроки, которые я преподам. Во-вторых, ты всегда будешь обращаться со мной как с равной, никогда не будешь кланяться и говорить «о святая». И в-третьих…

— Но как можно? — удивилась Ванму. — Если я не буду выказывать тебе уважения, люди назовут меня недостойной. Меня накажут при первом удобном случае, стоит тебе только отвернуться. Это станет позором нам обеим.

— Естественно, при посторонних ты будешь обращаться ко мне с должным почтением, — кивнула Цин-чжао. — Но с глазу на глаз ты будешь говорить со мной как с равной, иначе я тут же тебя уволю.

— А третье условие?

— Ты никогда и никому не передашь ни единого нашего разговора.

Личико Ванму гневно вспыхнуло:

— Доверенная служанка никогда не выдает чужих секретов. В мой мозг установят специальные заслоны.

— Заслоны будут лишь напоминать тебе о молчании, — кивнула Цин-чжао. — Но если ты захочешь рассказать, то без труда обойдешь все запреты.

Цин-чжао вспомнила возвышение отца, подумала о тайнах Конгресса, которые свято хранил он. Он никому ничего не говорил; ему просто было не с кем поговорить, за исключением разве что самой Цин-чжао. Если выяснится, что Ванму достойна доверия, у Цин-чжао будет кто-то, с кем можно поделиться размышлениями. Она никогда не будет такой одинокой, как отец.

— Ты не понимаешь меня? — спросила Цин-чжао. — Люди подумают, что я беру тебя в служанки. Но ты и я будем знать, что на самом деле ты поступаешь ко мне в ученицы, и я хочу, чтобы ты стала мне подругой.

Ванму с интересом посмотрела на нее:

— Почему ты делаешь это, раз боги уже открыли тебе, как я подкупила мастера, чтобы он позволил мне войти в твою бригаду и не прерывал нас, пока я буду говорить с тобой?

Разумеется, ничего подобного боги ей не открывали, но Цин-чжао всего лишь улыбнулась.

— А тебе не приходит на ум, что, может быть, сами боги хотят, чтобы мы стали подругами? — спросила она.

Ванму, потрясенная, сцепила руки в замок и нервно рассмеялась. Цин-чжао обхватила ее запястья и обнаружила, что Ванму вся дрожит. Значит, она вовсе не такая самоуверенная, как кажется.

Ванму опустила глаза на свои пальцы. Цин-чжао проследила за ее взглядом. Их руки были покрыты засохшей коркой грязи, слипшейся на жарком солнце.

— Мы такие грязные, — проговорила Ванму.

Цин-чжао давно научилась не обращать внимания на грязь, приобретенную во время праведного труда, ибо это не требовало истинного очищения.

— Когда-то мои руки покрывала несмываемая грязь, — сказала она. — Когда время праведных трудов истечет, пойдешь со мной. Я расскажу о нашей затее отцу, и он решит, подходишь ты на роль моей доверенной служанки или нет.

Ванму сразу нахмурилась. Цин-чжао только порадовалась, что ее чувства было так легко прочитать.

— В чем дело? — спросила она.

— Всегда решают за нас отцы, — ответила Ванму.

Цин-чжао кивнула, подумав при этом, зачем Ванму было констатировать столь очевидный факт.

— Это начало мудрости, — пожала плечиками Цин-чжао. — Кроме того, моя мать давным-давно умерла.

* * *

Праведные труды всегда заканчивались, когда солнце еще висело высоко в небе. Официально это было устроено для того, чтобы людям, живущим вдалеке от полей, хватило времени добраться до дома. На самом же деле существовал обычай устраивать после каждого дня таких трудов небольшое празднество. Отработав во время привычного полуденного отдыха, после целого дня на поле люди чувствовали легкое головокружение, будто целую ночь оставались на ногах. Некоторые становились вялыми и сонными, как мухи. Так или иначе, это давало хороший повод пообедать с друзьями и хорошенько выпить, после чего засветло завалиться в постель, дабы восполнить потерю дневного отдыха и вознаградить себя за целый день напряженного труда.

Цин-чжао после такой работы чувствовала себя совершенно опустошенной, тогда как Ванму, очевидно, относилась к тем людям, которые сравнительно легко переносят рисовые поля. Или, может быть, причина была в том, что загадка исчезновения флота на Лузитанию так и не давала покоя Цин-чжао, тогда как Ванму только что приняли на должность доверенной служанки к говорящей с богами госпоже. Цин-чжао провела Ванму через процедуру принятия на работу в дом Хань: омовение, отпечатки пальцев, проверка службой безопасности, — однако, в конце концов не выдержав постоянного лопотания Ванму, удалилась прочь.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, Цин-чжао услышала, как Ванму с опаской спросила:

— Я чем-нибудь рассердила мою новую госпожу?

Ответил ей Ю Кун-мэй, охранник дома:

— Говорящие с богами чаще прислушиваются к другим голосам, малышка.

Это был очень добрый и милосердный ответ. Цин-чжао зачастую восхищалась мягкостью и мудростью людей, которых отец принял на работу в дом. Она подумала, достаточно ли мудро поступила сама, не ошиблась ли в своем первом выборе.