Ксеноцид

— Мои родители очень низкого происхождения, — повторила Ванму. — Зачем тратить время и учить меня большему, чем надо знать обычной прислуге? Вот почему мне остается только надеяться, что когда-нибудь мне повезет, я как следует вымоюсь и стану служанкой в доме какого-нибудь богача. Что-что, а полы меня отлично научили мыть.

Цин-чжао вспомнила долгие часы, которые она провела на полу своей комнаты, прослеживая от стены до стены жилки в половицах. Ей никогда не приходило в голову, сколько усилий стоит слугам содержать полы в доме настолько чистыми и отполированными, что, ползая на коленях, она ни разу не запачкала платья.

— Я знаю толк в полах, — горько усмехнулась Цин-чжао.

— Ты обо всем что-нибудь да знаешь, — не менее горько ответила Ванму. — Поэтому не стоит убеждать меня, как это нелегко быть избранной богами. Боги ни разу не обратились ко мне, и вот что я тебе скажу: это куда хуже!

— Почему ты не побоялась и подошла ко мне? — в ответ спросила Цин-чжао.

— Я решила ничего не бояться, — просто ответила Ванму. — Ты не сможешь сделать мне ничего такого, чего бы уже не преподнесла эта жизнь.

«Я могу заставить тебя оттирать руки, пока они не начнут кровоточить, не переставая».

Но затем что-то словно щелкнуло в голове Цин-чжао, и она поняла, что, должно быть, девочка не сочтет это такой уж жестокой карой. Возможно, каждый день Ванму с радостью будет драить себе руки, пока на ее запястьях не останутся висеть лишь окровавленные ошметки кожи, лишь бы научиться тому, что уже известно Цин-чжао. Цин-чжао чувствовала себя подавленной невыполнимостью задачи, поставленной перед ней отцом, однако ее решение — преуспеет ли она или все ее усилия пойдут прахом — изменит ход истории. Ванму проживет жизнь и каждый божий день будет выполнять одну и ту же работу; вся жизнь Ванму пройдет в исполнении работы, которую заметят и поставят ей на вид, только когда она исполнит ее плохо. Стало быть, в конце концов, разве работа слуги не столь же бесплодна, как и ритуалы очищения?

— Жизнь служанки, должно быть, очень трудна, — сказала Цин-чжао. — Поэтому я рада, что тебя еще никто не успел взять к себе в прислуги.

— Мои родители выжидают в надежде, что я, когда вырасту, стану красивой девушкой. Тогда они смогут получить за меня куда больше. Какой-нибудь личный слуга богатого человека решит взять меня в жены или богатая госпожа приветит меня как доверенную служанку.

— Но ты уже красива, — отметила Цин-чжао.

Ванму пожала плечами:

— Моя подружка Фань-лю работает у одного человека, так она говорит, что замарашки трудятся куда больше, но зато мужчины в доме не трогают их. Уродливых девушек, как правило, оставляют в покое, наедине с их печальными думами. От них не требуют постоянных комплиментов в адрес госпожи.

Цин-чжао вспомнила слуг в доме отца. Она знала, что ее отец никогда не обратился бы к служанке с грязным предложением. И никто не обязан расточать комплименты ей.

— В моем доме все по-другому, — возразила она.

— Но я-то в твоем доме не служу, — резонно ответила Ванму.

Внезапно вся картина прояснилась перед Цин-чжао. Ванму заговорила с ней не просто из какого-то добросердечного побуждения. Ванму обратилась к ней в надежде, что ей предложат место в доме говорящей с богами госпожи. Цин-чжао прекрасно знала, какие слухи ходят о ней в городе: она закончила обучение у частных учителей и сейчас выполняет свое первое взрослое задание, и до сих пор она не обзавелась ни мужем, ни доверенной служанкой. Си Ванму нарочно записалась в ту же работающую на полях бригаду, что и Цин-чжао, чтобы вызвать ее на этот разговор.

На мгновение Цин-чжао пришла в ярость, но потом подумала: «А почему Ванму не должна была так поступать?

В худшем случае я бы догадалась о ее замыслах, рассердилась и отказала ей. Тогда бы она осталась там, где и была. Но если я не раскушу ее, привечу и найму, она станет доверенной служанкой говорящей с богами. Будь я на ее месте, не поступила бы я точно так же?»

— Неужели ты думала, тебе удастся меня одурачить? — спросила Цин-чжао. — Неужели ты считаешь, что я до сих пор не поняла, что ты добиваешься должности моей служанки?

Ванму выглядела одновременно взволнованной, рассерженной и испуганной, но мудро решила промолчать.

— Почему же ты гневно не возразишь мне? — продолжала Цин-чжао. — Почему ты не отрицаешь того, что заговорила со мной исключительно ради работы?

— Потому что это и в самом деле так, — тихо ответила Ванму. — А теперь я оставлю тебя.

Именно это и надеялась услышать от нее Цин-чжао — честный ответ. Но она вовсе не собиралась отпускать ее.

— Сколько из того, что ты наговорила мне, правда? Ты действительно желаешь получить хорошее образование? Хочешь совершить в своей жизни что-нибудь более высокое, нежели натирать пол?

— Я говорила только правду, — промолвила Ванму, в голосе ее прозвучала неприкрытая страсть. — Но тебе-то что? Ты возложила на свои плечи ужасную ношу божьего гласа!

Последнюю фразу Ванму выпалила с таким откровенным сарказмом, что Цин-чжао чуть не расхохоталась, но вовремя сдержалась. Не имело смысла и дальше злить Ванму.