Ксенос и фобос (СИ)

— И погода хорошая все время, теплая, — поддакнул с другой стороны стола Кудряшов. — Еще напомню — аварий больших не было. Пожары, которые случались — все в самом начале. А сейчас и пожарных у нас уже нет, и пожаров — тоже. И с ГЭС, подумай. Работает она и работает… Дает городу и стране электричество.

— А чего ей не работать? Вода — она сама турбины крутит.

— А обслуживание? А контроль? Что ты! Не бывает, чтобы техника без человека — и без аварий! Она так просто не может, понимаешь? Но ты посмотри вокруг, посмотри, как мы живем, что происходит… Ну? Неужели не видишь? Это же все не-нас-то-я-ще-е! Это же идиотизм полный — так жить и ничего не видеть странного. И никто ведь не возражает, не вякает. Никто, понял?

— Ага. Никто. Кроме тебя, товарищ майор. Уж который раз об одном и том же…

— Между прочим, тоже подполковник, как и ты.

— Поздравляю.

— Спасибо. Но… Постой, не перебивай. Просто… Верни все назад, а? Вот же — мы тебя расшифровали. Мы все поняли в этом эксперименте или в игре этой. Сделай, как было! Эксперимент не вышел! Понимаешь? Конец эксперименту! Ты видишь, мы уже все знаем!

Столько веры в свои слова было у Кудряшова, так он смотрел, что Сидорчуку стало жарко и жутко. А ведь они убить могут…

— Но что я должен видеть? Это у вас, отцы-командиры, просто мозги поехали с ненормально теплой погодой. А я тут приказ выполняю, службу несу.

— Сидорчук! Виктор! Ты — службу… Не-ет. Это не ты. С настоящим-то я знаком. Не такой он. Точно.

— Ну, как же — не я. Вспомни, мы вместе на Кавказе были. Помнишь? И я помню все хорошо.

Кудряшов и Клюев смотрели на него одинаково и как-то плохо. Жалеючи, что ли. Это они, выходит, что-то решили уже?

— Скажи мне, пришелец, — свежеиспеченный генерал медленно и нехотя выталкивал слова. — А как ты объяснишь, что на квартире Сидорчука Виктора Сергеевича найдено его тело? Он застрелился из своего наградного пистолета. Молчишь? Ну, молчи, молчи. Кудряшов, у нас дела — пошли.

* * *

— Это правда, Иван Иваныч? С трупом? Ну, про Сидорчука… Я не знал.

— Чего? А-а-а… Нет, конечно. Шутка. А вот пусть теперь мозги поломает.

— Командир, ты жесток!

— Я справедлив. Не нам одним головой мучиться. Пусть и он подумает. Пусть.

* * *

А Кудряшов с Верой без отдыха, день за днем, час за часом, водил хороводы с детьми и учителями по темно-зеленому лесу. Он спешил, чтобы успеть до снега. Тропа выбилась до твердости утоптанной глины. Полянка потеряла почти всю траву, и оставшиеся еще в школах мужики срубили из нескольких стволов осин длинные лавки. Клюев выделил ГАЗ-66 под брезентовым тестом, в нем подвозили к Мостовой старшеклассников. А автобус, с боем полученный на заводе Дзержинского, возил через весь город самых младших. Всех размещали по вскрытым избам. На въезде и выезде стояли посты. Как только из леса показывались Кудряшов и Вера, к ним вели еще двадцать-тридцать детей. Он брал за руку переднего, она — заднего. И снова все ныряли под еловые лапы, цепочкой, медленно двигаясь по тропе.

Кудряшов не понимал механизма. Ну, вот поехал народ сам на машинах — и нет их. И никто, говорят, пешком или как еще из зоны не выходил. Такая статистика была бы, а ее нет. А вот они с Верой, выходит, держа детей за руки — могут выводить. Ну, а если разорвать цепь? Нет, лучше не экспериментировать. Пусть будет так. Сказочно, непонятно — но ведь действует!

— Устали? Еще немного осталось! Вон до того дерева дойдем, а там справа будет просто волшебная полянка!

Сзади Вера тоже что-то оживленно рассказывала. Слышался детский смех. Вера — молодец. Педагогический талант. И народ к ней тянется. Дети рассказывают взахлеб свою историю. У каждого — история.

Один сам пришел в свою школу, утром обнаружив, что дома просто никого нет. Другой успел побродяжничать, и его прихватил патруль, и он даже прокатился на БМП и ему давали потрогать автомат и посидеть на кресле пулеметчика в башенке. Двух братьев привела в школу мать, и сама осталась работать с детьми. Они рассказывали, рассказывали, рассказывали. Детям тоже бывает страшно. Это только с высоты своих годов кажется, что в детстве все было солнечно и воздушно, а вокруг одни друзья и любящие родственники.

На полянке их ждали костры, скамейки, горячая еда. Детей немного подкармливали, давали отдохнуть с полчаса. Или даже с час, если сильно уставшие. А потом снова в длинную цепочку с двумя уставшими взрослыми в начале и в конце, строго-настрого говоря, что осталось идти еще час, что руки ни в коем случае не размыкать, что это как в сказке. Вера говорила, что это такая игра. Что разомкнуть руки — проиграть. И детям было не страшно.

На пашню были положены мостки с перилами. Кинуты обрезки бревен, на них — мостки с перилами. На всякий случай, на дождь и снег. А за мостками их принимали уже местные, тащили на руках, за руки, по двое-трое в рощицу, в большой автобус, и скоро он выезжал, отвозя детей куда-то ближе к цивилизации. К врачам, к белым простыням, к душу и ванной.

Кудряшов стоял, смотрел вслед. Вера сидела у его ног. Дети оглядывались и махали руками. Кричали:

— Приезжайте к нам!