к вертушке цеплять. Сергей зависает над лесом, трос опускает. Платон
два-три раза трос вокруг бревна оборачивает и знак дает, чтоб Сергей
поднимался. И мы очень быстро все бревна из леса вытащили.
Потом, правда, Платон просит меня об этом Михаилу не рассказывать.
Оказывается, нельзя так делать. Опасно.
Я понимаю, что геологи ничем не лучше наших охотников. Как у нас
молодые говорят: На кабана одному ходить нельзя. Но если никто не видит,
то можно!
- Твои шабашники просто шальные какие-то, - жалуюсь Ксапе. - Ни в
чем меры не знают. Нельзя так работать - с утра и до вечера. Будто в
жизни других дел нету.
- У них - нету! - отрезает Ксапа, разминая мне спину. - А ты хочешь,
чтоб они за нашими девками бегали? Их, между прочим, дома жены и дети
ждут.
Надолго задумываюсь над ксапиным АРГУМЕНТОМ. Жены и дети - это,
конечно, серьезно. Один лишь Толик пока женщину в свой вам не привел.
Но говорить ли об этом нашим вдовам, у которых на геологов свои ПЛАНЫ?
А-а, сами разберутся! Намекну, но в детали вдаваться не стану.
- Я скажу Платону, чтоб завтра выходной устроил. А ты подумай, чем
ребят занять, - решает Ксапа. - На охоту, что ли, своди.
Смешно будет, если геологи ее послушают, - задумываюсь я. - Хотя, с
другой стороны, она - здешняя, две полоски имеет. А они как бы гости...
Между прочим, Жамах дает сыну иноземное имя - Олег. Особых споров
не было, потому что она сама из чужого общества. Только я знаю, что имя
не чубарское, а того мудрого чудика, что ей в лоно рукой лазал, когда
рожала. Думал, она этого чудика возненавидит за подобный изврат.
- Глупый ты, - говорит мне Жамах. - Если б не он, я б три дня в
муках помирала. А молодые - так вообще хотели мне живот разрезать, чтоб
малыша вынуть.
- Как?
- Вот так, - проводит ладонью. - Разрежут, вынут, потом зашьют.
Мне девки шрамы показывали. Смотреть страшно!
Следующий день и на самом деле выходным получается. Только у
охотников, а не у чудиков. Два вертолета прилетают, ретранслятор и
автоматическую метеостанцию привозят. И чудики летят устанавливать их на
вершину самой высокой горы.
А перед тем, как установить, верхушку надо от снега и льда до камня
очистить, в камне дыры высверлить, в них штанги вогнать, что-то там
зацементировать. Я понимаю, что дело непростое. А Мудреныш решает своими
глазами посмотреть.
Когда первая вертушка взлетает, выясняется, что Мечталка тоже решила
своими глазами посмотреть. Я замечаю, что Сергей нервничает, от своей
машины не отходит. Рацию громко включает, чтоб разговоры тех, кто сверху,
слышны были.
В полдень в горах что-то бабахает. Эхо долго гуляет. Где-то камнепад
сходит. Через час - опять. Сергей говорит, взрывами вершину ото льда и
ненадежных камней очищают.
Вскоре из леса прибегают два возбужденных геолога из тех, кого
наверх не взяли.
- Петроглифы! Великолепные петроглифы чудесной сохранности!
- размахивает руками тот, что постарше. - Целая галерея удивительных
петроглифов!
- Это вы о рисунках на базальтовой скале с козырьком? У поваленной
сосны, - уточняет Ксапа, чему-то смутившись.
- Ну да! Их нужно немедленно зафиксировать! Черт! Где моя камера?
Кто опять взял мою камеру?
- Григорий Кузьмич, да не суетитесь вы так. Никуда петроглифы от
вас не убегут. А если даже убегут... - геолог насторожился, - я кликну
малышей, мы вам новых нарисуем, - заканчивает Ксапа.
- Оксана Давидовна, так это ваши?
- Ну... Парочка моих, в стиле "палка, палка, огуречик" тоже есть.
Но я главным образом краски размешивала.
- А мамонт?
Ксапа хихикает, закрыв лицо ладонями. - Это не мамонт. Это
одногорбый верблюд дромадер, которого караванщик за повод ведет. Ну
не художник я! Когда верблюд не получился, я попыталась лишнее стереть.
Стало только хуже. Тогда я замаскировала мазню под мамонта.
- Оксана, вы только что похоронили гипотезу о великом переселении
народов, - чуть не до слез огорчается геолог.
Просыпаюсь и некоторое время слушаю, как Ксапа учит слова языка
Чубаров. Жамах иногда поправляет. С языками у Ксапы беда. Никакой памяти.
Но упорства много. Все чудики упорные.
Жамах сидит, коленки в стороны, и аккуратно остругивает древко
копья. Весь пол усыпан мелкими желтыми стружками. Опять мое копье взяла!
Ладно, пусть строгает. С копьем она лучше меня обращается, не испортит.
Быстро одеваюсь, глажу по спинкам своих женщин, чтоб улыбнулись, и,
потягиваясь, выхожу из вама. Три девки с грязными горшками и облезлой
шкурой направляются к речке. Бегу к Головачу.
- Головач, дай шкуру кабана. Ненадолго!
Зажав свернутую шкуру подмышкой, прячась за кустами, бесшумными
охотничьими шагами крадусь за девками. Когда девки начинают мыть горшки,
накидываю шкуру кабана на спину, становлюсь на четвереньки и по кустам
подбираюсь поближе. Сейчас визгу будет!..
- ... наконец-то у парня семейная жизнь наладилась. Такой видный
охотник, и холостяком ходил.
- Небось, заречные по нем до сих пор сохнут.
Интересно, о ком разговор? Затихаю и ложусь брюхом на землю.
- Двух баб взял - и обоих из чужих племен.
- Одну мог бы и из наших взять.
- Да ладно тебе! У тебя свой мужик есть.
Похоже, о Баламуте речь.
- Я не завидую. Просто не дело, когда в семье три охотника. Кто-то