Крыши наших домов

— А вы давно?

— Давно. Почти два года. Сразу после института. Я окончила герценовский педагогический.

— И сразу «в деревню, к тетке, в глушь»?

— Должна же я отработать по закону три года! А мне здесь нравится. За стеной у меня, правда...

— Арифметичка, — сказал я.

— Откуда вы это знаете?

— Чекист все-таки.

— Да, арифметичка. Варит что-нибудь и поет басом: «На земле весь род людской...»

Мы шли, и встречный людской поток обтекал нас. Я не замечал никого и вовремя спохватился: прошел летчик-подполковник, а я не поприветствовал. Так недолго нарваться и на неприятность. Но как хорошо было идти, никуда не торопясь. Рука Майи лежит на моей с уже знакомой, уже придуманной мною когда-то доверчивостью.

— Я люблю грибы. Мама ахнула, когда я в прошлом году привезла ей килограммов пять сушеных. «Как, откуда?» А я на одной крохотной полянке сразу штук тридцать белых нашла.

— Ну? — сказал я. — Для меня это область неизвестного. Поганки от белого отличить не смогу. Я же алма-атинец, у нас там грибов нет.

Она поглядела на меня с сожалением.

— Нет, здесь мне нравится. И работа у меня чудесная. Слушайте, а вы действительно хотите снова создать группу ЮДП?

— Да. И дружину. Из взрослых. Вас, как самую смелую, туда в первую очередь.

— Интересно. Только не обманите ребят. Обещали — сделайте. Я видела, как они к вам льнут. Вы же для них бог, кумир, высшее существо. Вы же на пьедестале стоите!

— «Приснилось мне, я памятником стал, мне двигаться мешает пьедестал», — ответил я строчками Смелякова. Майя кивнула.

— А надо двигаться, товарищ памятник. Очень уж хорошие ребята.

Мы подошли к башне, и Майя, показав на крутую лестницу, сказала:

— Вы первый. У меня юбка узкая.

Я полез первым, протянул Майе руку, и она сжала се. Какая она маленькая, холодная и тонкая в кисти, эта рука! И опять меня тронула эта доверчивость.

— Я был на горной заставе. Там пограничники идут и держатся вот так за лошадиные хвосты.

— Интересно в горах? Я не видела настоящих гор.

— Забавно, — сказал я, хотя ничего забавного там, в горах, не было. Брякнул, не подумав, вот и все. — Иногда страшновато, а вообще красиво. Особенно на рассвете. Горы стоят розовые, небо голубое, а в расселинах черным-черно.

— Здесь тоже красиво.

Мы стояли на площадке, обнесенной каменным барьером. Сколько лет этой крепости? Над нами нависла башня, а город был внизу, совсем не похожий на тот, каким я видел его с улиц. Крыши, и вода, и камни, и огни — все это неожиданно собралось вместе.

— Красиво, — сказал я.

— Только холодно. Все-таки вечер. Вы южанин, вам трудно привыкнуть, наверно?

— Не очень.

Все это был разговор по пустякам. Казалось, мы оба ходим вокруг самого главного, что нам хотелось бы знать друг о друге. Впрочем, почему я так уверен, что Майе хочется знать обо мне что-то? Не попала на концерт, а тут подвернулся капитан, который обещает отвезти домой, и волей-неволей надо скоротать время до прихода машины.

— Нагляделись? Пошли вниз, а то вам придется везти меня домой чихающей, как испорченный мотоцикл. Идем к лодкам?

Мы спустились к воде. Раскинув руки и стараясь сохранить равновесие, Майя ступила на корму лодки, та качнулась, и сразу закачались другие, словно недовольные тем, что потревожили их вечерний покой. Она села на скамейку, обернулась и подвинулась.

— Садитесь, Андрей.

Я сел рядом с ней. Майя запахнула плащ и засунула руки в рукава. Так теплее.

— Вы любите воду? — спросила она. — Воду, лодки, корабли, мосты, отражения фонарей...

— Вы хотите от меня очень многого, Майя. Боюсь, я разочарую вас. Я совсем не умею грести. Месяц назад я впервые увидел большие корабли, случайно оказавшись в Ленинградском порту. И Ленинграда я не знаю совершенно.

— Зато вы знаете горы.

— Этого мало, конечно. В тридцать лет люди должны видеть больше. Но так уж случилось — школа, училище, потом застава, вот и все. Скучный я человек, Майя.

— Пока не заметила. Спросить об этом у вашей жены не рискну.

— У меня нет жены.

Что ж, Майя первой захотела узнать о том, что ей нужно было знать. Хождение вокруг да около кончилось, и я был благодарен ей за это.

— И не было?

— Жена от меня ушла.

— Ушла?

— Разве это такой уж редкий случай в жизни?

— Редкий. Обычно уходят мужчины. Вы были в чем-нибудь виноваты перед ней?

Она смотрела на меня искоса, просто иначе не могла смотреть, потому что мы сидели на неширокой скамейке совсем рядом, так что ее бок был прижат к моему, и я чувствовал тепло женщины, сидящей со мной.

— Нет. Она полюбила другого человека. Это было ее право.

— А обязанности?

— Ну, об этом в подобных случаях забывают, Майя. Сердце — одно, разум — другое, вечный спор, и нам с вами его не решить.

— Вот как, — задумчиво сказала она, отворачиваясь. — Хотя что ж, я ведь тоже ушла. Не от мужа, а... И просто так... Уехала сюда, сама напросилась в Новую Каменку, в погранзону, чтобы он не смог приехать.

— Майя...

— Что?

— Этот человек...

— Не надо спрашивать о нем, Андрей, — попросила она. — Все это прошло. Плохо, конечно, когда ошибаешься, потом долго не прийти в себя. Как после тяжелой болезни. Вы любили свою жену?

— Конечно.

— Простите, я задала глупый вопрос.