«Крыша» для Насти

Есть во Владимирской области, если ехать по шоссе на Нижний Новгород, небольшой городок, известный, кажется, еще с тринадцатого века. Этот городок имеет название Гороховец, а всему мужскому населению России он еще известен тем, что каждый мужчина, причастный в институтах к военным кафедрам, должен был знать о знаменитых Гороховецких лагерях, где постоянно проходили военные учения и летние так называемые сборы. Имелись там и полигоны, и все, что нужно для постижения сурового воинского дела. И хоть сам Гороховец, который стоит на реке Клязьме, не так уж и далеко от места впадения ее в Оку, на близлежащих территориях фактически сходятся три области — Владимирская, Нижегородская и чуть севернее — Ивановская. Необычайно удобное место для организаций, расположивших там свои хозяйства. С одной стороны, имеется административное деление, границы, отмеченные на картах по рекам и речушкам, а с другой — да кто его знает, чья земля, особенно в весенний разлив.

Вот в этом благословенном, первозданном месте, среди болот, рек и озер, в свое время одна из патриотических организаций построила для себя летний лагерь, чтобы воспитывать подходящую смену. Добротные домики-казармы, небольшое подсобное хозяйство, охота, рыбалка — что еще надо для правильного воспитания молодого поколения? Особенно если оно находится в опытных и деловых руках людей, прошедших в свое время огни и воды. Да, несомненно вырастут настоящие парни!

На каком-то этапе эти парни, точнее, вполне созревшие мужчины, от которых так и веяло силой и прочими таинственными делами, о которых те, однако, старались не распространяться, появились в Фонде. Он тогда еще «Славянским объединением» назывался, а Алена только пришла, чтобы устроиться на работу — массовиком-затейником, как она шутила. Они, слышала, договаривались о какой-то помощи, собирали средства на обустройство летнего лагеря, словом, деятельность была кипучая. Но и такая же таинственная. Во всяком случае, Алена, сколько ни напрашивалась к ним в гости, так ни разу в эту группу, которая носила таинственное название «Тропа», и не попала. Обещали, бывало, когда-нибудь показать, но приезжали в Москву — сытые, загорелые, с каким-то прямо-таки черноморским загаром — и отшучивались, мол, пока не закончился период организации, потом у них началась реорганизация. Жили они, бывало, по нескольку дней в гостиной части Фонда, у «Массива» имеется для собственных нужд пара комнат гостиничного типа. Так вот и не удалось ни разу съездить, хотя с одним из этих мужчин, с Гришей Гладковым, Алена даже одно время сошлась довольно близко.

Она и тут не стеснялась — что знала, то и говорила.

А вот про Гришу Жене захотелось узнать побольше. Как он выглядит, чем занимается, когда бывает в Москве, один ли или же вместе с товарищами? Но всего этого Алена, естественно, не ведала, поскольку и сама никогда не интересовалась, да и Гриша обычно переводил разговоры на другие темы. Да и потом, какие могут быть серьезные разговоры в постели? Глупости!..

Но несколько позже, когда утихли Аленины вопли после очередного приступа страсти, когда она сбегала в ванную и вернулась, юркнув Жене под бок, она вдруг как-то по-взрослому серьезно отстранилась от него и строго посмотрела. Вопрос последовал откровенный: «Зачем это все нужно знать ему?»

Женя торопливо отшутился, что чуть было уже не заревновал к ней того, неизвестного ему мужика с черноморским загаром. К чести ее следует сказать, что она не поверила, в чем Женя и убедился.

— Ты расспрашиваешь, как следователь какой, — нахмурилась она.

И он решил больше не темнить, правда все равно должна была всплыть — и чем скорее, тем лучше.

— А я и есть следователь, — пошутил он, внимательно наблюдая за реакцией.

— А как же корреспондент? Газета? Это все туфта, да?

— Нет, — поспешил заверить он, уже сожалея об откровенности, — я действительно хочу написать про ваш Фонд, мне нравится, чем вы занимаетесь. И ты мне понравилась. Ей-богу, не вру! А по профессии я — следователь. Вот, в частности, одно, даже два убийства сейчас расследую. Ищу преступников, пытаюсь понять, где они могут прятаться. Так что ты тут ни при чем.

— А у меня выпытываешь? — Она неожиданно зло прищурила глаза.

И это ей очень не шло — совершенно, пардон, голой, даже как-то неожиданно постаревшей в предутреннем освещении. А ведь только что казалась почти совершенством.

— Вовсе я ничего у тебя не выпытываю. Ты сама рассказываешь, я слушаю, а что кажусь рассеянным, то это оттого, что думать еще и о своих собственных проблемах приходится много. Ты вот мне про мужиков тех своих рассказываешь, а я — ну профессия у меня такая зловредная — все прикидываю, мог ли быть кто-нибудь из них дерзким убийцей?

— И каков ответ? — сухо спросила она.

— Думаю, что, наверное, все-таки нет. Ты вот лучше про себя скажи, про свои ощущения: ты бы узнала, что человек, например, убийца? Вот лежит с тобой рядом мужчина, и на нем, разумеется, ничего не написано, но ты бы смогла догадаться? Я гляжу, что наблюдательность у тебя, между прочим, что надо. Позавидовать можно.