«Крыша» для Насти

Положение усугублялось тем, что Климову было неизвестно, где живет Алена, даже фамилию «опытный газетчик» разузнать не удосужился — настолько увлекся «темой».

Следовало поднимать команду, немедленно обкладывать Кусково, изымать архивы «Славянского массива» и по ним изучать пути возможной дальнейшей «миграции» господ офицеров из «Тропы возмездия».

Правда, оставалась еще одна возможность уточнения их планов. Это получилось бы в том случае, если бы Алена все же сообразила своим недалеким умом, о чем можно Гладкову рассказывать, а о чем следует категорически молчать. Если бы она промолчала про их лагерь где-то в окрестностях Гороховца, который, как помнил Александр Борисович еще по собственной «военной молодости», находился в глубине или чуть в стороне от знаменитых Муромских лесов, то ее друзья могли бы временно укрыться именно там. Поди отыщи! Хотя все-таки ориентир.

Короче, в любом случае, если она еще оставалась живой, ее следовало найти и спрятать, несмотря ни на какие протесты. Жизнь дороже всякого рода любовных глупостей. Важнее всего следовало определить место ее теперешнего пребывания, а для этого требовался хоть кто-то из сотрудников «Массива».

А на часах было только семь утра, и все нормальные люди либо завтракали, отправляясь затем на работу, либо совершали «пробежки ради здоровья» по пустынным улочкам родного района. Турецкий наблюдал уже этих бегунов на дорожках парка, проезжая по Сокольническому Валу и отчасти даже завидуя им, — по программе живут люди, а не в таком суматошном режиме, как иной раз приходится ему.

Сокольники… У него этот район Москвы вызывал всегда массу разнообразных личных воспоминаний, начинавшихся с первых служебных его удач и промахов и кончая серьезными личными решениями последних лет. Много здесь всякого бывало — в этих бесчисленных когда-то кафешках и пивнушках, ностальгически напоминавших о том, что все в жизни имеет конечную цель, тем более твоя собственная жизнь, о чем мы так мало порой думаем… И уж как тут подумать о девушке, которая сперва наболтает тебе с три короба, а после осознает вдруг, какую глупость совершила, и пытается каяться. Кабы только поздно не было…

Осознавший также степень своей ответственности Климов готов был каяться перед Александром Борисовичем в своих невольных промахах. По-новому, на сей раз более подробно, исключая разве что сексуальные мелочи, рассказал он о беседе с Аленой. Дал послушать отдельные моменты магнитофонной записи, сделанной еще прошлым днем, потом кое-что из уже вечерних признаний, сдобренных изрядной долей «шаловливых оборотов речи» и эмоциональных междометий.

— Ну, мне ясно, чем вы тут занимались, — без всякой иронии сказал Турецкий. — Но зачем было бросаться в пропасть очертя голову? К чему твои признания?

— Понимаете, Александр Борисович, я таким вот образом как бы проверил, насколько ее рассказы были серьезны.

— Проверил?

— Да, и верю каждому слову. По тому, как она после отреагировала, я понял, что она чего-то испугалась… Нет, это был не испуг, она занервничала. Будто вспомнила, что куда-то опаздывает, и заторопилась. Вот и все. А о последствиях ее же откровений я как-то не задумывался. И потом, ей же необязательно говорить о том, что она мне тут по пьянке наплела? Может и промолчать. Свидетелей-то никаких нет. Вот только телефон ее утренний меня немного смутил. Кому так рано-то звонить? Дома ее не ждали, это она говорила. Да и нет у нее никакого мужа.

— Фамилию ее хотя бы запомнил?

— Да это узнать просто… Рано еще.

— Кабы поздно не оказалось.

— Я позвоню в Кусково, узнаю.

— В Кусково твое не звонить надо, а срочно ехать. Причем так быстро, чтобы застать все население к приходу на работу. Ладно, это уже теперь мое дело.

И Турецкий стал звонить Грязнову, чтобы объяснить срочность проводимой операции.

Грязнов с ходу, даже не дослушав рассказ Турецкого до конца, обозвал все это выдуманное дело чистейшей авантюрой и, лишь уступая настойчивым просьбам Сани, брюзгливым тоном пообещал подумать.

— И долго ты намерен это делать? — едва не рассердился Турецкий. Он уже был в определенном «заводе» после рассказа Евгения.

— До девяти время еще есть, а раньше девяти ни одна контора дел своих не начинает. Если не с десяти даже. Ладно, я перезвоню на твой мобильный, ты, кстати, где?

— В Сокольниках, у Климова.

— Ну вот и подтягивайтесь потихоньку к Кусковскому лесопарку, а там, глядишь, и мы подъедем. Без нужды на рожон не лезьте, приедем, разберемся…

Никто и не собирался никуда лезть. Турецкий с Климовым и сами понимали, что придется действовать с максимальной осторожностью, поэтому сделали все, чтобы остаться незаметными.