«Крыша» для Насти

— А ты и должен выглядеть как немного бестолковый журналист, который ищет сенсацию, «гвоздь», иначе говоря, но не знает, как его обнаружить, — подсказал со знанием дела Турецкий. — Поэтому и веди себя соответственно… Эх, — неожиданно вздохнул он, — мне бы самому туда пойти, ваньку повалять, как бывалоча… Но! Возраст, да и положение уже не то, могут случайно узнать. А ты, Женька, если в деле где и засветился у них, в чем я не уверен, но готовым лучше быть ко всему, то можешь, обратно же, сослаться на газету. На меня, которого в газете знают как облупленного, а я, мол, тебя курирую как журналиста в этом деле. Придумаешь. Только ни в коем случае не ссылайся на свои профессиональные знания. Засекут — рты закроют. И еще, ребята, у меня есть одно соображение, вот в связи с тем, что Женя накопал… Я не могу сказать со всей уверенностью, что «мстители» из «Тропы возмездия» могут располагаться обязательно в Москве. Чем Нижний Новгород, например, хуже? А поездом — одна ночь. Заодно и отдых. Приехал, сел в заранее поставленную на стоянке машинку, побегал на ней, сделал свое дело и — отбыл. Чем плохо? А главное, ведь риска быть где-то постоянно замеченным никакого. Потому, возможно, этот Рэм так внезапно появляется и исчезает, оставляя нас с носом. Давайте прикинем и такой вариант. А ты, Женя, пока изображай из себя творческого человека, который возмечтал — точнее, ему в газете тему подсказали — прославить «братьев-славян». Как, Славка?

— Нет слов, — дипломатично ответил Грязнов.

Офис общественной организации располагался в старинном доме, выходящем фасадом к Кусковскому парку. Вообще-то говоря, это была, вероятно, когда-то часть огромной барской усадьбы. Но шли времена, менялись власти и жильцы, а строение приходило в упадок. Пока его, как рассказывала Жене русоволосая девушка-русалка в русском наряде, оформленном под старину, не передали Фонду общественной организации. С одной стороны, тут как бы восстанавливали историческую справедливость, превращая усадьбу в зону для отдыха москвичей, в своеобразный туристский центр, «разносчик культуры», а с другой — находили практическое применение для домов вокруг, прежде не имеющих конкретных своих хозяев. Как говорится, и волки сыты, а уж про овец — и говорить нечего!

Она была очень симпатичной, эта девица, которой для полноты ощущений не хватало только старинного кокошника на голове. Она болтала без умолку, ожидая, возможно, когда корреспондент начнет наконец ее фотографировать. А Женя, на свою беду, забыл фотоаппарат и теперь казнил себя за такое серьезное служебное упущение.

Но выход все же нашелся. Женя предложил Алле, настойчиво требовавшей называть ее по старинке Аленой, перенести процесс фотографирования на более позднее время и сделать это не на бегу, на фоне там интерьера или фасада здания с вывеской Фонда, а в самой усадьбе, где ее простая и подлинно русская красота действительно получит великолепное обрамление. Ну достал девицу! Та только что не взвизгнула. И потому все «тонкие» вопросы, требующие аккуратности и осторожности, он также перенес на вечер, когда они встретятся снова, но уже не связанные временем.

Однако один вопрос все-таки нашел свое освещение. Он касался не организаций, которые так или иначе входили в Фонд, как упорно называла Алена этот свой «Массив», а попутчиков, с кем приходилось лишь иногда иметь дело — при организации торжеств каких-нибудь, фестивалей, конкурсов и прочего, чем ей, Алене, и требовалось постоянно заниматься. У нее, как быстро понял Женя, была здесь своя собственная тема — патриотическое воспитание молодого поколения на примерах героической деятельности их отцов и матерей. Причем уклон здесь делался не на профессиональные какие-то коллективы, а на самодеятельность, на таланты из российской глубинки. И вот здесь ей активно содействовали филиалы в разных городах России.

Так непринужденно перешли и к филиалам. А потом и к их деятельности. И Женя все сказанное старательно записывал на диктофон, говорить в который Алене представлялось большим счастьем и, естественно, личной удачей.

Она знала, как оказалось, много, но еще больше могла бы рассказать именно в другой, не деловой обстановке, где ей не приходилось бы официально «изображать» из себя гостеприимную хозяйку. И Женя не торопил ее. Надо же было оставить что-нибудь и на потом. Тем более что предложение о вечерней встрече было одобрено сразу и без размышлений.