«Крыша» для Насти

Слишком заманчивой оказалась возможность завершить оба дела — по Порубову и Воронову — мотивами личной ненависти и мести за попранную якобы справедливость. Для этого необходимо было только оставить все остальные версии в покое, отказаться от них и всеми силами группы заняться поиском конкретных исполнителей убийств.

Но такое положение противоречило бы привычке Турецкого доводить до конца каждую версию, какой бы она ни казалось шаткой. Нужна была ведь в конечном счете твердая доказательная база, а не эмоциональные домыслы.

И, переложив ответственность за поиск субъектов убийств, то есть киллеров, на плечи Вячеслава Ивановича Грязнова с его кадрами из Департамента уголовного розыска МВД, сам он и его товарищи с еще большим рвением занялись своими фигурантами.

Между прочим, даже Константин Дмитриевич Меркулов, выслушав подробный рассказ Грязнова, пришел к аналогичному выводу, что эмоциональная нагрузка в данном случае высокая, а вот доказательная база — слаба. Хотя и добавил, что тут, конечно, есть о чем подумать. Но, видно, ему очень уж не хотелось возвращаться к ошибкам прежних времен, когда следствие вместо детального изучения профессиональной, особенно коммерческой, деятельности фигурантов кидалось на поиски мифической «Белой стрелы». Опыт показывал, что именно краткая в сущности эпоха накопления капитала в России вызвала гигантский всплеск преступности — появилась фактически бесконтрольная возможность присваивать себе способом самозахвата огромные богатства, которые тут же подлежали дальнейшему переделу. И в истоках любой бандитской бойни или кровавой разборки в мире коммерции лежали исключительно неправедно накопленные деньги и весьма редко — какая-то идеология.

Другими словами, Меркулов как бы и не возражал, чтобы среди прочих была отработана также и версия, связанная с местью выброшенных на улицу боевых офицеров служб безопасности. Но главными темами для него по-прежнему оставались банковская деятельность Романа Воронова, консультантская служба Виктора Порубова — недаром же у него было прозвище Консультант, и, наконец, объединяющая этих двоих, невидная вроде бы и даже непонятно в чем состоящая работа Николая Короткова, в буквальном смысле трясущегося за свою жизнь.

Коротков, этот хитрый и опасный зверь, обретя на конспиративной квартире, куда его определил Грязнов, утерянную было уверенность, повел себя господином, которому необходимы слуги. Сказалась, видно, долгая привычка. Но так он мог бы, собственно, поступить с любым следователем или оперативником, только не с Турецким.

Пользуясь очень кстати появившимися подсказками со стороны Грязнова, Александр Борисович в некотором роде «затерроризировал» бывшего генерал-полковника госбезопасности вопросами о секретном спецподразделении, услугами, если так можно выразиться, которого без стеснения пользовались и Коротков, и его покойные друзья. Не говоря о том, что тот же Порубов впрямую руководил этим секретным спецназом.

Отрицать очевидное, когда называются некоторые события и детали, включая фамилии, было бы неразумно со стороны опального генерала, однако и определенности в его ответах тоже не было. Да, мол, имелись такие разговоры, никто особо и не скрывал, что в каждом государстве содержатся специальные силы быстрого реагирования, что решение некоторых, даже сугубо политических, вопросов иной раз требовало вмешательства сил принуждения. Но этими вопросами лично он, Коротков, не занимался никогда, а Виктору Альбертовичу он, может быть, и сам хотел бы задать какие-то вопросы, о чем теперь приходится писать в своих мемуарах, но… увы: что взять с мертвого?

А с другой стороны, этот хитрый лис постарался извлечь из вопросов, которые ему задавал Турецкий, и для себя пользу. В том смысле, что раз уж удалось как-то определиться с возможным убийцей, то, может быть, нет необходимости тянуть с поиском доказательств, а постараться поскорее схватить его, прижать и добыть таким образом нужные доказательства? Он подсказывал самый простой и радикальный, с его точки зрения, ход, которым наверняка воспользовался бы сам, будь на то его воля и возможности. В тех же вопросах, которыми занимались в последние годы его друзья, он «не разбирался», категорически «ничего не знал».

Словом, как догадывался Турецкий, заставить его разговориться могла бы лишь внезапная и резкая встряска, но таковая не предвиделась. Так, во всяком случае, думал Александр Борисович. И, как оказалось, ошибался…

Стали распространяться слухи о том, что Коротков, который до того довольно охотно встречался с представителями средств массовой информации, охотно и пространно, с мужицкой эдакой простецой, с солдатским юморком отвечал на многочисленные вопросы, касавшиеся и его прежней службы, и бытия на пенсии, вдруг, после пары громких убийств, замолчал. А затем и вовсе исчез из дому.