Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев

Я подмигнул полковнику:

– А вдруг использую?

Он поскучнел.

– Тогда у меня будут большие неприятности. Честно говоря, мой приезд сюда, да еще в мундире, как вы и попросили письмом, и так может повлечь вопросы.

– А вы думаете, ко мне не появятся вопросы в моем кругу, если станет известно, что жандармский полковник приехал ко мне на чай? – спросил я.

– Да, кстати, я думал и об этом, – кивнул Слободянюк. – Забавные настали времена, когда жандармский офицер опасается открыто навестить журналиста, потому что это может окончиться неприятностями для них обоих. Вы не находите? Кстати, чай я бы сейчас выпил.

Я хлопнул себя по лбу.

– Бога ради, простите! Коля! Поставь чайник!

Коля заглянул в гостиную, но, увидев Дмитрия Владимировича в форме, остолбенел.

– Чаю! – напомнил я ему, и мой секретарь, пятясь как рак, уполз на кухню.

Я повернулся к полковнику.

– Дмитрий Владимирович, вы же совершенно точно понимаете, что я не буду использовать ваш рассказ в печати. Я теперь у вас в долгу – думаю, Сыскной отдел снимет слежку.

– Спасибо. – Слободянюк коротко кивнул.

И тут мне в голову пришла одна мысль!

– А скажите, Дмитрий Владимирович, фамилия Теллер вам ничего не говорит? Теллер или фон Теллер. Барон фон Теллер, Федор Иванович.

Полковник грустно посмотрел на меня.

– Умеете же вы удивить, Владимир Алексеевич. Вы и до Теллера добрались? Где он сейчас?

– Служит начальником московской охраны Григория Елисеева.

– Вот как?

Слободянюк замолчал. Я затаил дыхание.

– Федя Теллер мне, безусловно, знаком. Мало того, было время, когда я его опекал лично. Понятно, что раз вы заинтересовались Красильниковым, то и Теллер должен всплыть.

Это признание для меня было неожиданным. Как! Как были связаны Теллер и Красильников?

– Теллер дослужился до ротмистра под моим присмотром, – продолжал Дмитрий Владимирович. – Именно он дежурил в тот день, когда поступил донос на революционную ячейку в особняке. Именно Теллер сумел уговорить Красильникова явиться лично, дать показания и согласиться на сотрудничество с нами. И именно Теллер возглавил группу, которая занималась арестом студентов. Понятно, что он вел и допросы. Он работал тогда как черт, этот худенький рыжеватый барон. Хотя барон – это слишком громко. Только одно звание, а денег у него не было. Вечно одалживался – в том числе и у меня. Это его и сгубило – выяснилось, что ротмистр фон Теллер во время обысков имеет обыкновение…

Полковник замолчал, потому что в гостиную вошел Коля с чаем и бутербродами.

– Я тут положил вам перекусить, Владимир Алексеевич, вы ж не обедали еще.

– Спасибо, Коля.

После того как мой секретарь вышел, Слободянюк продолжил:

– В общем, он прикарманивал ценные вещи и даже деньги. Когда это стало известно, карьера Теллера в нашем корпусе закончилась.

– Был суд? – спросил я, разливая чай в чашки.

– Суда не было. Скандала никто не хотел. Я просто попросил его сдать оружие, сорвал погоны и отправил на все четыре стороны. Поверьте, мне очень грустно рассказывать эту историю, потому что я чувствую свою вину – недоглядел, ошибся в человеке.

– Так значит, Теллер не только служил в Жандармском корпусе пятнадцать лет назад, но еще и допрашивал членов революционной ячейки, – сказал я задумчиво.

– Точно так.

Возможно, Дмитрий Владимирович планировал остаться еще, но рассказанная история его явно расстроила. Не допив чай, он извинился, сославшись на зов службы, встал и начал прощаться.

– Знаете, Владимир Алексеевич, я тут у вас словно свежего воздуха вдохнул. Вы рыбалку любите?

– Люблю.

– Выбирайтесь как-нибудь ко мне, на Николину Гору. Места у нас тихие, скромные, посидим у речки, поговорим.

– Не могу обещать, – сказал я. – Но постараюсь.

Он погрозил мне пальцем:

– Не тяните, Гиляровский, не тяните. Поверьте мне, таким нормальным людям, как мы, остается все меньше времени для того, чтобы просто посидеть с удочками, поохотиться на пескарей.

– Но мы с вами еще молоды, Дмитрий Владимирович, – весело возразил я.

– Дело-то не в нас с вами, – грустно сказал Слободянюк. – Поверьте моему слову, тучи сгущаются не только там. – Он указал рукой на окно, за которым действительно потемнело, как перед дождем. – Тучи сгущаются над всей страной. Как там писал Гоголь про Россию? Птица-тройка? Куда ты мчишься…

– Русь, куда ж несешься ты? – процитировал я по памяти. – Дай ответ. Не дает ответа.

– Но в этом месте у Гоголя были и другие строки: «Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади», – ответил полковник. – И Гоголь, и все читатели его считают, что это хорошо, что мы летим, оставляя позади другие страны и народы. Но мало кто задает себе вопрос – а что там, впереди? И почему мы должны обгонять в этой скачке другие народы? Что в этом хорошего?

Я молчал, потому что не хотел дискутировать, помня о страсти Дмитрия Владимировича к резонерству.

– Ну да, – спохватился он, – это оставим до рыбалки. Не тяните с рыбалкой, дорогой мой Владимир Алексеевич. Может так статься, что в ближайшие годы я буду слишком занят по службе, чтобы пригласить вас к себе на Николину Гору. Прощайте.