Крымский щит

— Своим ребятам фрукты нарвали, — сказал Егорка, показывая на рубашку с завязанными подолом и рукавами, в неё мы совали яблоки и груши. — Они нас ждут.

— Вот что, если вернётесь туда — смотрите, чтоб ни огрызка, ни косточки охранники не нашли. Этого, — и ты пнул сапогом труп, — до утра; может, и не хватятся, а потом будут вас шмонать.

— А вы партизан? — спросил я почему-то на «вы».

— И как ты догадался? — улыбнулся ты.

— Мы хотим бежать! — почти выкрикнул я. — Но не знаем, где партизаны.

— Этого вам знать и не положено. А если сбежите — дня через три, ладно? — идите вон к той горе и ждите. — И указал на гору с приметным одиноким деревом на вершине. До неё было, примерно, километров пять. — И татарам на глаза не попадайтесь.

— А если… — начал я, с ужасом представляя, что всё может случиться, и этого взрослого и какого-то надёжного парня там не окажется…

— Кто-нибудь придёт… К вечеру. И тогда скажете ему, что Сергей вас позвал. Всё, расходимся.

Миг — и ты растворился во вроде бы негустом чаире.

— Ну, айда! — выдохнул Саша, и мы, схватив узлы, побежали к лагерю.

…И вот через два дня, вскоре после вечерней переклички, мы сбежали. Всемером — к нашей пятерке присоединились ещё Толик и Щегол; мы им, кстати, совершенно ничего не говорили ни про встречу с тобой, ни про договоренность, а они как будто всё точно знали.

Сначала шли в темноте, пока не поняли, что от лагеря уже далеко, а мы вроде как заблудились. Тогда решили дождаться рассвета, сбились в кучку в какой-то ямке среди леса и сразу уснули.

Утром поняли — ушли далеко в сторону. Хорошо хоть разглядели вдалеке приметную гору с деревом на вершине и пошли к ней.

Идти оказалось трудно. Несколько раз останавливались, отдохнуть и перекусить. Чем? Да по пути набрели на маленький и уже почти обнесённый кем-то чаир, нарвали яблок и груш, сколько там оставалось. Оказалось, немного — по паре на брата.

Всё время прислушивались, но выстрелов и взрывов не было слышно. Только временами приносило эхо слабый собачий лай и голоса скотины, да издали, откуда-то с востока, из-за синеющих дальних гор и будто нарисованного Чатырдага (его-то мы уже знали, да и спутать такой было просто не с чем) доносился слабый пульсирующий гул, будто стучало грозное сердце войны.

И ещё казалось несколько раз, что нас видят, что на нас смотрят, но кто и откуда — непонятно. Так оно, наверное, и было — места здесь, как мы уже сами успели убедиться, не самые дикие, — но вреда вроде бы от этих невидимых соглядатаев не случилось.

А потом наткнулись на село, и так, что вроде уже и уходить было поздно. Целое приключение получилось. И выбрались оттуда только через два часа.

Не помню, рассказывали мы, что там и как там было в этом селе?.. Ладно, при случае вспомню. Жаль, расспросить не у кого.

…На третьем привале после того, как ушли из села, уже недалеко от «нашей» горы, остановились у родничка, заботливо благоустроенного какой-то доброй душой.

Тонкая струйка воды выбивалась из трещины в скале и с чуть слышным звоном сбегала в обложенную камушками чашу литров на пять. Вода прохладная и вкусная; пили сначала все вместе, черпая кто чем из чаши, а потом по очереди, кто сколько хотел.

Затем набрали воды в обе фляжки, взятые в селе из татарской казармы, и гуськом начали карабкаться по едва заметной тропе.

Уже темнело, когда остановились ещё раз: совсем сбилось дыхание на подъёме. И в темноте, чуть рассеянной искорками звёзд, оскользаясь и падая, выбрались к вершине.

— Сергей, мы пришли! — негромко крикнул я в звёздную темень.

— Будто я не слышу, — отозвался негромко голос за спиной. — И орать не надо.

Предупреждение было своевременным. Ребята не орали, но каждому хотелось сказать хоть несколько слов. Это было, наверное, общее чувство — радость и облегчение, будто не с одним-единственным партизаном встретились, а вышли в расположение могучей армии, которая защитит от любого врага, от любой опасности.

Минут через двадцать, когда эмоции немного поулеглись, ты спросил:

— Местность хорошо знаете?

За всех семерых ответил Саша:

— Оттуда? Мы ж с Кубани. Нас немцы угнали…

Мы, остальные, тут же добавили несколько слов и выражений в адрес немцев.

— Ладно, — перебил ты. — Успеете ещё рассказать, что да как. Если живыми до отряда доберёмся… Меня, кстати, Сергеем звать. Хачариди. Не переиначивайте, не люблю. А вас как?

— …Так отряд далеко? — спросили мы, чуть ли не в один голос, сразу после того, как назвали свои имена.

— Напрямик — не очень, только напрямик нам нельзя. А до ночёвки дойдём за час, хоть ходоки из вас, вижу, паршивые.

— А здесь разве нельзя переночевать? — спросил Павлик.

— На голой вершине? — изумился ты. Но распространяться не стал. Просто скомандовал: — За мной! — и начал уверенно, будто всё видел в темноте, спускаться по восточному склону.

Через некоторое время выплыла на небо половинка луны и стало легче пробираться по горному лесу. Я старался держаться поближе к тебе и как можно меньше шуметь. Вскоре — шагов через двести, — ты приостановился, подождал, пока все подтянутся поближе, и предупредил: