Крымский щит

– Самопал, конечно… – скептически фыркнул Хачариди, невольно припомнив заводской коктейль – КС-5[38] с ампулой белого фосфора в резиновой пробке. – Ну да за неимением выбора…

Он клацнул крышкой бензиновой зажигалки со штампом румынского языкатого льва.

Бутылка, кувыркаясь огненным колесом, унеслась в ночь.

Раздался глухой звон, где-то в начале воинственной кавалькады несмело встрепенулся, словно усомнившись на секунду, огненно-жёлтый мотылёк, и вдруг с хрипом, словно внезапный порыв ветра, взвился огненный смерч, вычернив контуры охваченного пламенем вездехода.

Подхватив пулемёт за верхнюю ручку на уровень живота, Сергей сыпнул в самую гущу заметавшихся с воплями фигурок длинную очередь…

– Есть, товарищ командир! – Тимка утёр мокрое, запыхавшееся лицо рукавом ватника. – Клюнули! Все немцы и татары стянулись к мечети!

– Ага! – Фёдор Фёдорович, бросив бинокль, перевернулся на спину.

– Откуда они взялись? – спросил он возбужденно. – Мы тут все глаза проглядели. В комендатуре никого, у Ильясова вроде тоже…

– Так точно, никого! Думали, они во дворах у куркулей, а они в бедной хатёнке под самой мечетью, у речки. Там, оказывается, пещера, как раз в той самой скале, на которой мечеть стоит. Мы…

– Погоди, потом! – подхватился на ноги Беседин. – Сначала надо ребятам подмогу отправить. Болотников! Болотников, твою мать!.. – зычно гаркнул Фёдор Фёдорович в чащу леса позади себя.

Лес откликнулся не менее громогласно:

– Болотников у аппарата!

Востребованный оказался всего в двух шагах, за лоснящейся от влаги бронзой корягой бурелома. Появился из мглы, как та самая, не к ночи будь помянута, нечисть…

– Тьфу на тебя, Потапыч! – ругнулся Беседин. – Тебе где сказано быть?! На дистанции живой связи!

– Так я уже мальчонку послал… – будто бы оправдываясь, но с какой-то смешинкой под косматыми бровями замычал баском, совершенно противоестественным для плюгавого «старичка-лесовичка» в потертом чуть ли не в лохмотья тулупчике бывший колхозный завклубом. – Как только прознал от Тимки, что немец на мечеть прёт, так Сенька и дунул быстрее всякого вопежу…

– Что значит, прознал?! – раздражённо поинтересовался командир у Тимки, крутнувшись на месте так, что мокрый мох из-под каблука брызнул комьями.

– Он меня по дороге перехватил! – виновато попятился парнишка. – Но он только спросил: «Где?» Я говорю: «На мечеть!» Он Сеньке: «Марш!» И я бегом к вам…

– Ладно… – сменил гнев на милость Беседин. – Так что там, в деревне?

– Я ж говорю, на бедненьком таком подворье, под навесом, в соломе оказался броневичок с тяжёлым пулеметом. Во дворе будто бы никого, а вот в пещере, её с улицы не видно, с виду просто сарай сараем, ворота… А в пещере их оказалось, мама не горюй!

– Чего? – запнулся Беседин.

– Це така Малахова присказка… – пояснил Тарас Руденко, поспешая следом.

– И добровольцы там были?

Тимка энергично кивнул, так что ушанка съехала на нос.

– Там, а ещё со двора Ишбекова выползли! Как тараканы! И сразу с оружием! Будто и спать не ложились.

– Может, и не ложились… – задумчиво пробормотал Фёдор Фёдорович и, пожав плечами, зашагал дальше. – Немцы в кино пошли, а добровольцам, что же, спать? Нет, господа янычары, на то вы и добровольцы…

Приглушенный сыростью рокот перестрелки внизу, в долине Ильчика, вдруг оживился громкими раскатами гранатных разрывов. Застрекотал со знакомой, взахлеб, расторопностью партизанский «Дегтярёв».

– Ну, слава богу! – перевел дух Беседин. – Первая группа пошла. А мы с тобой, Тарас Иванович… – подхватил он под локоть грузноватого комиссара. – Вместе со второй, к этому Ишбеку наведаемся. Кто он такой, хотел бы я знать? – спросил он риторически, но толкавшийся всю дорогу в бок ему Тимка незамедлительно доложил:

– Бывший бухгалтер винзавода Юлиуса «Солнце в бокале». При советской власти на винзаводе «Солнце свободы» – только счетовод, заместитель главного, но с правом подписи, а теперь вроде как ротный здешних «добровольцев» или что-то такое…

– Ты гляди? – удивился Беседин, даже остановился. – Откуда сведения?

– А я видел, как татарский патруль ему докладывался прямо у калитки, на пороге дома, можно ска…

– Биографию его трудовую, я тебя спрашиваю, – оборвал его Фёдор Фёдорович, – откуда знаешь?

– Так мой батя, вы ж помните, и в самом деле бухгалтер… – несколько смутился Тимка.

– Ну?.. – неопределенно почесал Беседин каштановую бородку.

– В Госбанке работал. В Карасубазаре. Таким вот, как этот Ишбек, счета подписывал. А потом – в чайную, на ишака. Традиция… – произнёс запыхавшись от беготни, которой за последние час-полтора выдалось без продыху, парнишка, согнувшись, упёрся ладонями в костистые коленки.

– Понятно… – протянул Беседин. – Вот с этого Ишака, то есть Ишбека, и начнем! Подаяние воздаянием.

Die vergeltung [39]