Крымский мост

«Все. Круг замкнулся! – мелькнуло в голове у Мирова. – Мы опять встретимся. И, удивительное дело, опять здесь же!»

И вот он уже чуть ли не бежал вверх по асфальтированной дороге. Туда, где раньше лежали руины. А теперь стояла восстановленная церковь Успения Богородицы…

* * *

…Ему двадцать четыре. Ей восемнадцать. У них полные рюкзаки домашней еды. Спальный мешок один на двоих и одеяло. Они молоды и влюблены. Идут верх по дороге – все выше и выше. Пока не натыкаются на пустынные развалины древнего города Чуфут-Кале. Через так называемые малые ворота входят они в этот таинственный город-крепость. Стоят у мавзолея дочери золотоордынского князя Тохтамыша, разглядывают руины мечети, удивляются глубоким колеям, проделанным в камне колесами телег последних жителей города – караимов. Заглядывают в руины караимских молитвенных домов – кенасов.

Наконец решают остановиться. Находят на склоне каменную пещерку. В ней сухо и уютно. А прямо в пещерное окно заглядывает цветущая яблоневая ветка, и открывается дивный крымский пейзаж. Стелют прямо на каменной скамье свой толстенный спальный мешок…

На всю свою оставшуюся жизнь запомнил Олег ее смугловатое, безволосое тело, налитые соками груди с круглыми сосками, опухшие от бесконечных поцелуев мягкие податливые губы.

«Шепот, легкое дыхание…»

Они лежат на каменном ложе, и она спрашивает его:

– Ну, теперь у меня будет ребеночек?

* * *

Группу он увидел издалека. Они спускались от Малых Южных ворот.

Сердце колотилось.

Неужели она? Неужели он наконец-то нашел ее?

Он видел издали черные волосы, восточный овал лица. Она! Не она?

Вот они остановились у каких-то руин. Она?

Что-то рассказывает своим спутникам. И…

…И тут он понял, что это восточная женщина, может быть, даже кореянка, но – не она!

Эта явно моложе…

* * *

Олег с гидом сидели в кафешке, что примостилась рядом с мостом через речку. Ждали, пока говорливая, полная, круглолицая хозяйка-татарка подаст им лепешки и отварное мясо. Говорили о том о сем:

– Мы, караимы, тут обитаем с незапамятных времен. Наш народ теперь уже совсем немногочисленный, – рассказывал Сергей, попивая чай из большой белой пиалы.

– А вот скажите, пожалуйста, – возвратился к прежнему круговороту мыслей Олег Павлович, – ведь караимов не выселяли из Крыма? А татар, болгар, армян и многих других Сталин отправил к черту на кулички. Смысл какой-то есть в этом? Откуда такой ярлык появился – «народ-предатель»? И что тут правда, а что – ложь?

– Название, такое обидное для татар, дал не Сталин. В Крыму было немало партизанских отрядов во время войны. Вот один из руководителей партизан и дал им такое название. Оно и прилепилось намертво. Сказать однозначно, что это так, конечно, нельзя. Но посудите сами. Серьезные историки считают, что так называемые коллаборационистские формирования в Крыму составляли к концу оккупации всего около сорока тысяч человек. Национальный состав их был разный. Были и русские, и украинские, и казачьи формирования. И даже Восточный легион. Но, конечно, самыми многочисленными были крымско-татарские. Около двадцати тысяч человек. Если принять ту численность населения, что была тогда в Крыму, то получается такая картина: почти все способные носить оружие мужчины крымско-татарского народа состояли в этих формированиях. Кроме того, из них был сформирован батальон «Schuma». А этот батальон занимался охраной главного концентрационного лагеря Крыма. Назывался он Красный. Сначала там держали пленных, а потом – всех врагов оккупационного режима. В нем погибли, по разным данным, от восьми до пятнадцати тысяч человек. И это, как говорится в России, лыко в строку, тоже было записано в вину крымским татарам. Ну, и вы же знаете, в Крыму проходила Ялтинская конференция. Поэтому полуостров «зачистили» от всех неблагонадежных элементов самым примитивным способом. Выслали и крымских татар, и болгар, армян, крымчаков…

– А после войны, говорят, были планы создать в Крыму еврейскую автономию?

– Ходили такие разговоры… Но ничем не закончились. Автономию создали на Дальнем Востоке…

Хлопотливая хозяйка с озабоченным видом подала на накрытый клеенкой стол лепешки и дымящееся блюдо с бараниной. Потом поставила рядом пиалы с сорпой.

– Кушайте, гости дорогие! – торопливо проговорила она и скрылась за дверью, где, судя по всему, находилась кухня (оттуда слышались звон посуды и голоса).

Гости принялись за ароматную баранину, и разговор на время утих.

Проголодавшийся Олег Павлович в этот обеденный перерыв анализировал новые данные. Увы, Татьяны он здесь не встретил. Но у «восточной подруги» узнал, что она перебралась на работу в Симферополь на какую-то ответственную должность в парламенте республики. Телефон подруга не дала. Посчитала, что не вправе.

А Олега грызли сомнения: «Как она воспримет мое появление? Может, я ей и даром не нужен?! Может, она счастлива! А я, как черт из табакерки, со своими воспоминаниями, сентиментальными соплями и запоздалым то ли раскаянием, то ли покаянием. И предложением начать новую жизнь. Да и возможно ли это?..»