Крымский излом

Штабеля раздетых женских трупов, сложенные за бараками, говорят об обратном. Нелюди они. Там и есть самое настоящее место скорби. Это мы, мужчины, виноваты, что не смогли остановить врага и защитить наших женщин. Но нечего стонать! Ребята уже раздевают догола трупы охранявших лагерь эсэсовцев и полицаев. Надо составить список оставшихся в живых женщин.

Так, закончил, попросил их вернуться в бараки. Там хоть немного теплее. Девяносто пять человек осталось в живых – негусто. Примерно вдвое больше тел в штабелях за бараками. Ещё пятеро убито при обстреле бараков немецкими пулемётчиками с вышек. И тринадцать человек ранено, из них четверо тяжело. Подзываю к себе бойца с ранцевой рацией.

– Антонов, ко мне!

Эта рация по компактности, конечно, не идёт ни в какое сравнение с обычными для осназа ручными, но зато имеет куда больший радиус действия, позволяя связаться и со штабом бригады в Симферополе и с госпиталем в Евпатории. В придачу ко всему, имеет форму плоского металлического ящика с двумя лямками и весит двенадцать килограмм.

Связываюсь со штабом бригады. Дежурный связист переключает меня на начальника штаба подполковника Ильина. Докладываю обстановку. Всё сухо, точно, строго по делу. В ответ поступает сообщение, что к нам из Симферополя вышла колонна трофейных грузовиков, а с аэродрома Саки уже вылетел транспортный вертолёт с врачами и журналистами. Наша задача оставаться на месте и обеспечивать порядок и безопасность.

Командую своим бойцам, не задействованным в наблюдении за местностью, чтобы они оттащили с плаца тушки эсэсовцев и полицаев. Ворчат, но делают. Ведь транспортный вертолёт вот-вот прилетит. Вот ведь придумали люди, никакого сравнения с У-2. Сесть может хоть прямо на голову, а перевозит четыре тонны груза или два отделения пехоты. Слышен рокот двигателя, его не спутаешь с самолётом. Кажется, вертушка летит к нам! Точно, из-за поворота ущелья выныривает эдакий серо-голубой бегемотик с размазанными кругами винтов над фюзеляжем. Ага, пилоты увидели лагерь и теперь берут курс в нашем направлении.

Тогда же и там же. Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

И чего мне только не доводилось делать в жизни! Будённовск и Беслан вроде обошлись без моего участия, в Кизляре был, но уже после бегства оттуда Радуева. Хотя то, что происходило там, больше всего в нашем времени подходит под определение фашизм. А тут весь Крым – один большой Беслан. Нацизм – это людоедство, поставленное на индустриальную основу.

Не успели мы проводить в Москву Санаева и двух наших связистов, как на связь с Саками вышел полковник Бережной. И конечно же, "обрадовал" меня новостью о моём назначении руководителем комиссии по установлению и расследованию фашистских злодеяний. Товарищ Василевский в разговоре, который состоялся перед самым его отлетом в войска, добавил в название комиссии слова "чрезвычайная государственная" и, как представитель ИВС, выписал мне вызывающий почтение у потомков мандат. С такой бумагой уж тыловых начальников я мог вертеть в любой позе, лишь бы на пользу дела. Хорошо, хоть в Керчь ехать не надо, на Багеровский ров смотреть, – там наверняка уже свои чекисты делом занимаются.

И вот первый вызов в женский лагерь военнопленных под Бахчисараем. Первый, потому что в Евпатории и Саках без нас всё запротоколировали. В лагере есть выжившие, поэтому в чрево вертолёта бойцы из комендантской роты торопливо забрасывают стопки шерстяных одеял. Вылетаем в составе: ваш покорный слуга, съёмочная группа телеканала "Звезда" – журналистка и оператор, доктор Сидельникова из состава госпиталя МЧС. На месте приказано привлечь к сотрудничеству старшего лейтенанта Борисова из местной разведки Черноморского флота.

Подлетаем. Дверь в кабину пилотов открыта, через неё, как на ладони, виден сам лагерь. Наша Ирочка подобралась, как кошка перед прыжком, и я её понимаю. Если бы этот материал можно было бы переправить обратно в 2012 год, он бы позатыкал чьи-то не в меру раскрытые пасти про добрых немцев и ужасных русских чекистах. Помнится, всё некий свидомый из Львива Грыц Нигилюк старался, всё про "доброго пана Хитлера" распинался.

Вертолёт идёт на снижение. Сейчас сядем.

Мы приземлились на плац – немцы его называют "аппелем" – перед бараками, спускаемся на грешную землю. Ого, а старлей-то знакомый, мы с ним той ночью в Евпатории пересеклись. Козыряет:

– Здравия желаю, товарищ... – ну да, мы как всегда, без знаков различия.

- Капитан, товарищ старший лейтенант, – помогаю ему я, – капитан Тамбовцев Александр Васильевич. Товарищ Борисов, доложите обстановку на настоящий момент?