«Друг мой!
То, что произошло сейчас, ужасно.
Когда вы ушли, поцеловав меня в передней, я не помню, как дошла до своей комнаты.
В эту минуту я готова была бежать за вами, бежать совсем из дома, бежать куда угодно, на что угодно.
О, пощадите меня, пожалейте меня! Что вы делаете со мной?!
Я прошу вас вовсе не о сохранении моего домашнего очага, которого уж нет, потому что я не люблю своего мужа. Я уважаю его, я ценю его, я полна дружбы к нему. Но из этого не вылепишь счастливого брака! Дружба, это — уголья любви. И если на очаге остывшие уголья и зола, — огня не разведёшь.
Нет не об этом я говорю. Не из-за этого прошу. молю.
Но пощадите мою любовь, нашу любовь, возвышенную, чистую, прекрасную, небесную.
Что теперь в ней? Во что превратилась она?
Я боюсь, что в ней больше страсти, чем любви. Я боюсь, что это одна страсть.
Я дрожу при этой мысли. Я полна ужаса.
Это опьянение, а не восторг.
И как ни занят мой муж, но и он, кажется. заметил. Нельзя не заметить, когда в доме ходит пьяная от любви женщина.
Он ревнует. Он к ничего не говорит прямо, это — правда. Но он недоволен всем, он придирается ко всему, он раздражителен, он зол. Я чувствую, он мучится ревностью.
Пожалеем хоть его».
«Но пожалейте и меня, мой дорогой друг!
Пожалейте и меня.
Он ревнует, а я не ревную?
Между нами одна разница.
Он ревнует без всяких оснований.
Я ревную, быть может, имея основание.
Быть может, я должен ревновать!
О, эта мысль сводит меня с ума.
Мысль о вас и о нём. Нет, нет, это ужасно!
И знаете, как это странно. Думая о вас и о нём, я, казалось бы, должен бы — ну, хоть в эту минуту! — ненавидеть вас за то, что вы — его собственность.
А между тем никогда я не люблю вас так сильно, так горячо, так безумно, так страстно, как в те минуты, когда я думаю о вас и о нём.
Пожалейте же меня. Пожалейте, я схожу с ума».