Крым-2. Остров Головорезов

—  Не сработает, у змей нет стадного инстинкта, — ответил профессор.

—  Они ядовитые? — уточнил Пошта.

—  Не думаю, — сказал Кайсанбек Аланович, — но при таком ко­личестве и размерах это уже и не важно.

Выхода из сложившейся ситуации не было. Змеи ползли бы­стрее, чем люди бежали; переводить на них патроны было бес­смысленно. «Эх, сюда бы огнемет», — подумал Пошта мечтатель­но; но огнемета не было и не было из чего его соорудить.

От отчаяний Пошта сорвал с разгрузочного жилета пару гранат и швырнул в траву позади себя. Взрыв, столб земли, ошметки зме­иных тел. И тут с неба раздался протяжный вой.

—  Мать моя женщина! — Мичман Зиняк от неожиданности аж присел.

—  Это еще что за иерихонские трубы? — удивился профессор.

—  А что такое иерихонские трубы? — уточнил Костя, вертя го­ловой в поисках источника звука.

—  Потом объясню, — пообещал Кайсанбек Аланович.

—  Это сирена, — догадался Пошта. — С летающего города!

И тут на землю обрушился огненный дождь. С каждой гондолы, с каждого шара, трейлера, кабинки и корзины вниз полетело что- то горящее — бутылка ли, бочка, баклажка, коробка или самодель­ная граната — но, пролетев положенное расстояние, метательный снаряд взрывался, уничтожая десяток-другой ползучих гадов и со­трясая землю взрывной волной.

—  Так вот зачем они там висят! — догадался профессор. — Не жертвы змеям приносить, а контролировать численность популя­ции! Наверняка это филиал какой-то биостанции, может быть, даже Кара-Датской!

«Ох уж эти яйцеголовые, — подумал Пошта. — Что тут кон­тролировать, тут уничтожать все под ноль надо. А они, значит, только на массовые перемещения змей реагируют. Ну что ж, спасибо и на этом».

Однако вскоре выяснилось, что судьба отряда Пошты занима­ла обитателей воздушных шаров меньше всего — зажигательные бомбы падали все ближе и ближе к листоношам, профессору и матросам.

—  Теперь нам точно труба, — обреченно заявил мичман. — Если не змеи, так бомбы. Ну что за ночка!

«Да уж, — мысленно согласился Пошта, — попали из огня да в полымя». Впрочем, бомбы — это не так страшно, если ты листоноша и твои рефлексы лучше, чем у простых людей.

—  Уходите, — скомандовал он. — Я прикрою.

Пошта вскинул «Тавор» к плечу и пошел в хвосте отряда спи­ной вперед. Каждую бомбу, грозящую упасть поблизости, он сби­вал на лету — обычно они взрывались метрах в двадцати над зем­лей, орошая травяное море пылающим содержимым. От гари и копоти лицо и руки Пошты покрывал слой черной маслянистой пленки, глаза слезились от дыма, но рефлексы работали исправно. Один выстрел — одна бомба.

Пока отряд выбрался из зоны поражения, Пошта израсходовал три полных магазина. Значит, сбил девяносто бомб. Нехилый у ле­тунов боезапас оказался. Интересно, как они его пополняют... На­верняка у них есть и наземная база где-то. А вот с летающим горо­дом точно никто связываться не будет — обрежут якорные канаты, разбомбят все к дьяволу и улетят. Грозная сила, хорошо, что змея­ми занимаются, а не политикой. Пошта содрогнулся, представив себе эту махину над Джанкоем.

—  Все, вырвались, — выдохнул Пошта, когда они приблизились обрыву. Здесь заканчивалось плоскогорье и начиналось побере­жье. Над морем вставало солнце.

Перед отрядом лежал Коктебель.

Интерлюдия . Кротовый гольф

—  Принес? — угрюмо спросил водитель. Забравшийся в салон старенького комбайна курьер утвердительно промычал в ответ и продемонстрировал угрюмому водителю брезентовый вещмешок, внутри которого что-то загромыхало. — Тогда поехали.

Взревел двигатель, из выхлопной трубы рядом с кабиной вы­рвались клубы черного дыма и копоти. Громыхая и поскрипывая, комбайн тронулся с места и поехал в сторону холма, возвышающе­гося в центре огромного поля. На холме стояла колоритная пароч­ка: тучный усатый мужчина в цветастой гавайской рубашке и бе­жевых шортах, а рядом с ним высокий худощавый старик в синей робе. В руках у той парочки были длинные стальные трубки, кон­цы которых зачем-то расплющили в неаккуратные блины. Мужчи­ны что-то живо обсуждали, указывая руками в направлении захо­дящего солнца.

Завидев приближающийся трактор, мужчины прервали свой разговор и спустились к подножью холма. Теперь курьер смог вблизи увидеть двух самых влиятельных управителей Союза Воль­ных Городов Крыма. Толстяка звали Иван Зарубка, но среди под­чиненных его именовали не иначе как Правдорубом. Не потому что он всегда говорил правду, а потому что мог легко за неё убить. Так что собеседники Зарубки старались не делать тому замечания касательно излишней любви Ивана к мучному и сладкому.

Настоящее имя старика не знали даже его многочисленные жены и дети. Все звали его Ферзем. Скорее всего, это прозвище старик получил за пристрастие к плетению многоходовых интриг любовь к свершению неожиданных и порой весьма жестоких ходов.

— Привезли? — Зарубка повторил вопрос водителя, и курьер вновь утвердительно промычал, протягивая Правдарубу вещме­шок. — А чего мычишь? Немой, что ли?