Крым-2. Остров Головорезов

—  Сеть бомб. Никто за пределами не пострадает. Ничто не пострадает. Джанкою — конец. Все дома. Все постройки. Помеще­ния. Коммуникации. Машинный зал. Вычислительный. Нельзя оставлять варварам, технологии погубят их.

—  Кто должен нажать на кнопку, милый? — ласково, уже пони­мая, что услышит, спросила обмирающая Бандеролька.

—  Любой. Я. Я умираю. Я заберу их с собой. Они хлынут в Джанкой, когда вы уйдете. И я нажму на кнопку. Или Один ударит копытом. Если меня уже не будет. Это — мое решение. Уводи лю­дей, ты же знаешь, куда. Ты справишься. Давай простимся.

— Нет!

Слезы потекли у нее по щекам сами собой.

—  Да. Ребятам скажи... Ничего не говори. Уходи. И доктора за­бери. И я взорву все это. А ты просто продолжи мое дело. И дело Филателиста. Тогда я как будто останусь жив.

—  Нет! — Бандеролька схватила его руку и сжала в своих ладо­нях. — Нет, нет, я же не смогу просто взять тебя и бросить!

—  Ты не бросаешь меня. Ты выполняешь миссию. Нашу общую миссию. Спасти это несмышленое человечество. И теперь пришла моя пора внести свой последний вклад во имя этой цели. Придет твоя. Мы встретимся там, где нет темноты. Где свет разума прогонит ее.

—  Хорошо, — Бандеролька шмыгнула носом. — Хорошо. Дого­ворились. Ты только меня там дождись.

Она наклонилась и нежно поцеловала Пошту. Слова больше не были нужны.

Девушка поманила за собой Стаса и вышла в кровавую ночь, под свет полной красноватой луны — готовить отступление.

Она знала, что любовь ее погибнет в огне взрыва. И верила, что любовь ее при этом будет длиться вечно, как цивилизация и свет человеческого разума. Кайсанбек Аланович, волокущий куда-то коробку с бумагами, заглянул в ее глаза и остановился, траурно склонив голову.

Листоноши отступали подземными ходами, неся раненых и все необходимые припасы. Бандеролька уходила последней. Возле нее был только Ренькас — ганфайтер отказался спускаться вперед, дер­жал спину. Молчали. Даже дети уже не плакали. Цитадель пала.

Глава 22. ПРОЩАНИЕ

Из последних сил Костя тащил Зиняка — хищный мох успел- таки сцапать мичмана. Тот хрипел: брось, командир: но Костя, да­ром, что тощий, с упорством муравья волок его в Керчь, к капита­ну. Взошла красная луна. Косте, голодному, страдающему от жаж­ды и перенапряжения, казалось, что еще очень, очень далеко.

—  Эй, пацан! — окликнули его. — Ты куда?

—  А ты кто? — прохрипел Костя.

—  Предположим, атаманша Пеева. Так куда ползем?

—  В Керчь. К капитану Олегу Игоревичу. Меня Бандеролька послала. Листонош бьют.

Он не понял, почему его вдруг под мышки подхватили сильные руки.

—  Мужики! — рявкнула атаманша. — Раненого — в лазарет, со­пляка — к капитану. Быстро. Шустро. БЕГОМ!!!

Костю несли, передавая друг другу. Он, забывшись, твердил:

—  Туда, где раньше было озеро Сиваш, паром должен пройти. Спасите листонош... Пошта... Бандеролька... спасите...

Огромная собака, похожая на помесь медведя с волосатым кро­кодилом, подняла голову и шевельнула обрубками ушей, прислу­шиваясь к чему-то.

Капитан Олег Игоревич поднялся из-за стола, отставил нача­тую бутылку и удивительно твердым шагом направился сначала к двери, потом — на пристань. Паром был готов. Он всегда был го­тов, долгие годы он ждал своего предназначения.

Капитан ни о чем не задумывался.

Собака шла на шаг позади него, но казалось — именно она ведет капитана.

Ему отдали честь.

—  Приготовиться, — приказал капитан и по-собачьи дернул но­сом. — Через полчаса мы отплываем. Взять по-максимуму еды и воды, у нас будет много пассажиров.

Поште не было страшно. Он сделал все, что мог, и боль, терзаю­щая его, разрывающая внутренности, должна была вскоре отпу­стить. Тогда Пошта будет свободен — от обязательств, от привя­занностей, от всего.

—  Беги, Один, — попросил он коня.

Верный боевой друг мотнул головой. Нет, он не убежит. Хозяин не взял его в предпоследний поход, но в последний-то Один отпра­вится вместе с Поштой, должен же кто-то нести его на спине. А то пропадет ведь. Вот — пропал почти.

—  Уходи, друг. Уводи остальных... — ослабевший рукой Пошта оттолкнул морду Одина. В ответ послышалось обиженное ржание. Конь не хотел бросать своего хозяина и друга, не желал оставлять его наедине со смертью. Листоноша не мог найти в себе сил, чтобы объяснить коню, что ему вовсе не обязательно погибать вместе с ним. Что он должен жить, должен провести сквозь осаду остав­шихся в цитадели лошадей. Восьминогие скакуны просто не смог­ли бы пройти по туннелю, ведущему к тайному выходу в степи. Но это не значило, что листоноши с легкой совестью могли оставить своих помощников на растерзание захватчикам. Конечно, лошади могли постоять за себя, но сперва им следовало убраться прочь из заминированной крепости.

Эту мысль Пошта попытался донести до Одина без помощи слов. Листоноша знал, что его конь (как и все его восьминогие со­родичи) имеет зачатки телепатии. И похоже, на этот раз Пошта вновь не ошибся.