Крылов

— Капитан Крылов сформулировал все мною изложенное с краткостью и точностью математической. Прошу вас, Алексей Николаевич, прочесть ту телеграмму, которую вы мне послали.

Капитан Крылов телеграмму зачитал. Восемь ее пунктов, кратко освещавшие техническое состояние дела, завершались девятым, гласящим: «До сих пор при проектировании судов живучесть не включена в число основных требований, ее не рассчитывают; отсюда ряд ошибок и примеры их».

Как писал в дальнейшем Крылов, по окончании заседания к нему подошел старший адъютант Главного морского штаба С.И. Зилоти и произнес:

— Расплюев в «Свадьбе Кречинского» сказал: «Ну, ударь раз, ну, ударь два, а зачем же бить до бесчувствия». Эти слова могут повторить и Кутейников, и многие корабельные инженеры. Не думаю, чтобы они остались довольны вашими добавлениями к лекции адмирала Макарова.

Под видом веселенького каламбура из уст всезнающего адъютанта прозвучало совершенно недвумысленное предупреждение строптивому капитану со стороны высокого начальства. Это предупреждение можно было перевести так: если не сейчас, то некоторое время спустя ваша строптивость будет отмечена должным образом, зачем это вам, преуспевающий профессор и капитан? Ваши таблицы — дело хлопотное, дорогостоящее, для чинов и орденов малозаметное, неприбыльное, одним словом…

Но теперь их было двое. Разумеется, ни шутливое предупреждение, ни последовавшие добрые советы не были приняты строптивцем во внимание. Напротив, свою лекцию, организованную по предложению Макарова в Кронштадтском морском собрании, он еще более отточил, усилил примерами из печальной практики, которые не в бровь, а в глаз били больших начальников. Завершил же Крылов свою лекцию следующими словами: «Все, что я вам здесь изложил, принадлежит не мне, а целиком взято из ряда статей «Морского сборника», охватывающих тридцать лет; эти статьи подписаны так: мичман Степан Макаров, лейтенант Степан Макаров, флигель-адъютант Степан Макаров, контр-адмирал Макаров и, наконец, недавно вышедшая носит подпись — вице-адмирал Макаров. Его превосходительство Степан Осипович — вот кто истинный основатель учения о непотопляемости судов».

Борьба за живучесть кораблей, за внедрение на флоте таблиц непотопляемости продолжалась. То замирая, то вспыхивая с особенной силой, она обострилась после гибели адмирала Макарова 31 марта 1904 года в Порт-Артуре. Броненосец «Петропавловск», на котором находился командующий Тихоокеанским флотом, перевернулся вверх килем, то есть морская пучина поглотила корабль по той схеме, что много раз отрабатывалась в Опытовом бассейне. И хотя повреждения броненосца после взрыва на нем «были так велики, что никакими мерами спасти его было невозможно», нашлись люди, которые распустили слух, будто бы один профессор из Морской академии предсказывал именно такой исход Макаровскому флагману. Несмотря на видимую симпатию, проявленную к «одному профессору», авторы слуха, обрастающего с каждым днем новыми подробностями, метко целили в этого самого профессора, разъединяли его имя с именем погибшего адмирала Макарова, подводили под гнев непосредственного начальника генерал-лейтенанта Н.Е. Кутейникова.

Особенно усердствовала в этом газета «Русь», ее редактор М.М. Коялович. Мешая правду с вымыслом, газетные статьи, статейки и сообщения всем развешивали ярлыки, оставляя редакции право какого-то никем не избираемого третейского судьи: в мутной воде легче что-нибудь нужное поймать.

Но, к чести затронутых газетными строчками, никто из них не поддался широко задуманной провокации.

Профессорские таблицы непотопляемости судов пробили дорогу в ходовые корабельные рубки. Касаясь деталей Цусимского боя, Крылов отмечал: «Авария «Орла» описана плававшим на нем младшим штурманом Л.В. Ларионовым и послужила наглядным доказательством необходимости тех мер, которые я предлагал.

На «Орле» плавал в качестве трюмного механика знающий и талантливый корабельный инженер В.П. Костенко, который но собственной инициативе судовыми средствами устроил систему выравнивания, и хотя «Орел» получил в Цусимском бою такие же повреждения, как однотипные с ним «Александр III», «Бородино», «Суворов», но остался на плаву, тогда как остальные три корабля потонули, опрокинувшись».

Ничто не делал Крылов вполсилы, отстаивая же правоту свою, никогда не говорил вполголоса. «За резкий тон и недопустимые в служебном докладе выражения» при внедрении в жизнь флота таблиц непотопляемости он получил выговор, с которым и завершил большое нужное дело. Таблицы стали на вооружение русского флота. Они оказали существенное влияние на развитие русской судостроительной школы. Их приоритет безусловен: в королевском английском флоте, например, таблицы непотопляемости, аналогичные крыловским, были введены лишь в 1926 году, то есть двадцать лет спустя.

Глава пятая

В конце 1905 года в Петербурге, как и по всей России, много говорили о недавней войне с Японией. Люди искали причину военного разгрома. Требовал у сына объяснить ее и Крылов-старший: