Крылатые

Он смотрел на паренька покрасневшими глазами из-под тяжёлых бровей, и пытался понять, что тот чувствует. Но, к сожалению, на лице санитара залегли такие глубокие мешки от недосыпа, что сложно было разобрать хоть что-нибудь.

– Я… – Макс устало выдохнул и взъерошил волосы на затылке, – Думаю, что из-за этого по всей столице появится целая толпа бескрылых. А это в нашем мире… Хуже смерти.

– Вот! – внезапно воскликнул Астар, – И ты это понимаешь!

С его языка едва не сорвалось «даже ты», но он вовремя исправился.

– Да, – протянул парень, немного удивлённый такой резкой реакцией, – Пусть даже крылья восстановятся, это ж почти год домашнего заточения. Я б не выдержал.

– Крылья… – и доктор вдруг понял, как же тяжело произнести это вслух, – Не восстановятся.

Макс резко вскинул голову и теперь смотрел на собеседника во все глаза.

– Поверь мне, я не первый год занимаюсь смертельными вирусами. Этот, как я понял только сегодня, поражает белок в предкрыльевой мышце. Тот самый h-белок, что помогает крыльям регенерировать. А вирус в первую очередь убивает его. Собственно, он с его помощью размножается. Так сказать, набирает силу, чтобы потом поразить организм. Конечно, это всё только мои предположения, но…

Астар Претович только сейчас заметил под правой рукой чашку недопитого кофе. Напиток безнадёжно остыл, и в его тёмных глубинах замерзала чайная ложка. Доктор взял её за кончик двумя пальцами и поболтал в бокале, просто, чтобы вспомнить об остальном мире.

– И если удалить пораженный белок, а его нельзя вырезать, не отрезав сами крылья, то распространение вируса в организме должно остановиться. Беда в том, что… Кажется, это поможет не всем. Тем, кто ещё не переборол лихорадку помочь как бы… должно. Но в случае с пациентами, кто с ней уже «справился», ампутация бессильна. Это значит, что вирус добрался до лёгких и им остались считанные часы. Ты ведь тоже это заметил?

– Да… – как-то очень легко, скорее из вежливости согласился санитар, но вдруг… Его поразила резкая мысль, – Подождите, так Вы думаете, что девушка из стерильного бокса… Она…

– …обречена? – парень не мог даже выговорить этого слова, и доктор закончил за него, – Боюсь, что да. Мне тоже не хочется в это верить, но нужно смотреть правде в глаза.

Макс вскочил со стула. Его крылья взметнулись резко, подняв в воздух несколько листов и качнув тяжёлую ткань жалюзи:

– И Вы так спокойно говорите об этом??

– Мой мальчик, я учился на врача больше шести лет – нас натаскивали на то, чтобы без страха смотреть в глаза правде. И если смерть неизбежна, и мы ничего не можем поделать – это печально, но… Наши эмоции не помогут пациенту справиться с его болью.

– Но… – парень резко осёкся, и сел… Снова опустившись на стул, он долго молчал прежде, чем решиться заговорить вновь, – Нам нужно сказать ей?

– Сложный вопрос.

Макс ещё немного помолчал, потом резко вскинул голову. До него начало доходить:

– Что? Подождите, Вы же не…

– Я и сам не знаю, – только на выдохе сказал доктор, – Не знаю… Потому и говорю: «сложный вопрос». Мы не можем с уверенностью сказать, что она умрёт, не можем даже прогнозировать, сколько она проживёт ещё. А так у неё есть надежда… А у нас нет ничего, кроме наших туманных предположений. Предположений, кстати, появившихся благодаря ей.

– Поэтому Вы были против того, чтобы её переводили из стерильного бокса в обычную палату. Поэтому и наблюдаете за ней, как за мышью в лабиринте, выйдет или нет? Выживет или не выживет?!

– Не делай из меня чудовище! – вскрикнул доктор, но тоже резко осёкся, – Думаешь, я не переживаю за неё? Или всё это доставляет мне удовольствие? Нет, конечно! Я просто знаю, что у нас есть… Больше сотни пациентов с неизвестной болезнью, и одна пациентка в стерильных условиях, которая уже на 70% мертва. Но ход болезни которой может подсказать нам ключ к лечению других. Я знаю это… И мне ужасно от этого тяжело! Если ей отрубят крылья, всё пойдёт прахом, а она, скорее всего, так и так умрёт. Это всё слишком…

– …жестоко, – закончил за него парень.

***

Это всё слишком… Жестоко. Чудовищно…

Макс вышел из ординаторской, как можно тише закрыв за собой дверь, словно эта тишина могла спрятать под собой угнетающие мысли.

Так она… Обречена. Подумать только… Он познакомился с ней всего несколько часов назад, вчера утром. Успел позлиться на неё, проникнуться к ней уважением и даже жалостью, она успела его взбесить и задеть, и всё это за столь короткое знакомство. А теперь её не будет. Сейчас ему казалось, что это хуже самой потери.

Когда ты кого-то уже потерял, и в душе зияет огромная дыра, ты, конечно, убиваешься, скорбишь, тебе ужасно и невыносимо чувствовать эту пустоту, но… Ты уже ничего не можешь с этим поделать. Остаётся только учиться жить с ней, или пытаться заполнить её чем-то другим. А вот в его случае… Всё гораздо сложнее.