Эд чувствовал неудовольствие и легкое пренебрежение. Ему хотелось вернуться к себе в комнату. Там он будет ждать, только ждать – ждать К. Может, на сей раз они заночуют на воздухе, меж моренами, одну-две ночи, пока тараканий инсектицид… Кавалло сунул Эду бутылку «Бикавера».
Вокалист группы начал выступление, варварское и загадочное. Покатил по кругу хиддензейскую тачку, которую именовал «машина». При этом он то и дело таранил ею маленькую толпу собравшихся вокруг сезов, а они с криками и смехом бросались врассыпную. Порой кто-нибудь (на кого наехала «машина») падал в тачку, но быстро из нее выбирался. «Машина, машина, в союзе с богом моря…» – хрипел вокалист, похоже воспринимавший ситуацию куда серьезнее. На нем были потертые брюки из коричневой кожи, торс обнажен, только платок на шее да напульсник на левом запястье. Эд толком его не понимал. Большей частью он вроде пел про коктейль, который кто-то должен ему смешать; «Смешай коктейль, чтоб он унес меня отсюда» – скорее сипение и кваканье, без ритма, без мелодии. Эд стоял в полумраке за пределами желто-красного света, игравшего на танцорах, будто они – часть костра. Пахло потом. Эд чуял запах тараканов. Духота вернулась, и танцоры раздевались.
Когда группа умолкла, а панки и блюзеры из числа сезов откричали свой усталый восторг, на середину застенчиво вышел мужчина азиатской наружности. Обстоятельно вставил кассету в магнитофон кока Мике и принялся танцевать.
– Кхмерские танцы, – шепнул Эду на ухо Кавалло, который опять очутился рядом.
– Фрагменты танца апсар, – уточнил сез, стоявший за спиной у Эда и дышавший ему в затылок, – из Камбоджи, усек?
Как и все, камбоджиец был босиком и по примеру блюзеров тряс своими длинными черными кудрями, только не столь отчаянно. Его танец воплощал гордость и чувственность. Еще посреди песни Крузо шагнул вперед и хотел обнять танцора, который из-за этого на миг потерял равновесие и, споткнувшись, угодил прямиком в распаренную кучку сезов, которые поймали его маленькое худое тело и мгновенно подняли в воздух, как победителя. Восторженные аплодисменты, Эд тоже хлопал. Крупные белые зубы маленького камбоджийца сверкали над головами. Пока Крузо не сделал знак и не начал чтение, в тягучих ритмах и со всем непостижимым напряжением, присущим его сильному, широкоплечему телу. Книга называлась «Свинцовая ночь»[17], и такая же свинцовая темнота опускалась в эти минуты на все вокруг.
Голос Крузо, интонация Крузо.
Гипноз не развеивался, хотя он давно захлопнул книгу. Осторожно, тихо шумело море: «Ты можешь подхватить мой тон». Строчка словно из потустороннего мира. Из рокота выросла суть, и вмиг воцарились порядок и дисциплина. Сердце Эда качало кровь, глаза у него блестели, он вступил в фазу обетования.
Крузо достал из кармана пачечку записок, сунул в руки Эду:
– Программа Дня острова.
Ему не понадобилось особо повышать голос, такая тишина царила вокруг. И будто всегда только этим и занимался, Эд раздал сезам рукописные листки.
– «Что будет, кто предскажет нам?» – прохрипел вокалист, и снова вступила группа. Песня вроде бы знакомая.
– Кре-ще-нье, кре-ще-нье, кре-ще-нье-е! – послышались крики, сперва разрозненные, потом хором, после чего вокалист выдвинул тачку («машину») на середину площадки:
– «Вперед, молодежь, за дело,
дорогу себе пробивай,
долой насилье и муштру,
сам жизнь свою решай…»
Эд похолодел. Но немного погодя кто-то все же спохватился. Эд увидел, как какая-то девушка попыталась его остановить, но хрипящий обладатель кожаных штанов мгновенно положил руку жертве (Эд так и подумал: жертве) на плечо и тем самым поставил точку.
– «Вперед, молодежь, вперед, молодежь,
свободно гляди на сияющий свет,
который тебя не оставит…»
Группа начала отбивать бешеную барабанную дробь. Жертва, в одних плавках, безропотно позволила подручным привязать себя к «машине», заломить руки за спину. Скрещенные ноги ремнем привязали к рукояткам тачки. Затем тот сез, что все время стоял наготове вроде как ассистент и был в набедренной повязке (точно ацтек или античный работяга, он пропустил ткань между ног, притянув кверху и расплющив член), сунул ему в рот шланг, на другом конце которого поблескивала маленькая красная воронка, и медленно двинулся по кругу.
– Подаяние от щедрот, от щедрот, – бормотал парень в набедренной повязке, и стоящие вокруг наклоняли к воронке горлышки своих бутылок; сам он всякий раз добавлял туда глоток шампанского. – Не спешите, не спешите, друзья, – предупреждал он, после каждого пожертвования этаким победоносным жестом поднимая воронку вверх.
Все это время четверо других сезов то приподнимали тачку с парнем-жертвой, то бросали ее наземь, в быстром, размеренном ритме. Несмотря на песчаную почву, тачка с ее большими колесами и тонкими велосипедными шинами после каждого удара о землю подпрыгивала высоко в воздух. Подружка жертвы поочередно взвизгивала и хихикала, видимо спьяну. Эд между тем узнал парня, это был судомой из «Нордерэнде», сез, который в самый первый день на острове, словно тайную записочку, бросил ему слово «Крузо».