– Ты же знаешь, Абдулла, я всегда была трусихой. Он улыбнулся и слегка щелкнул пальцами. Тут же как из-под земли вырос конюший.
– Леди Свонн хочет поставить пять фунтов стерлингов на фаворита.
– Абдулла, не дури. Я же пошутила. Естественно, я поставлю все деньги на твою лошадь.
Как только жокей вскочил на Ре ал Леил, она сбросила его на опилки. В то время как остальные лошади спокойной рысцой выходили на старт, Ре ал Леил неслась галопом, вся в пене, и ноздри ее широко раздувались. Потом вдруг встала на дыбы, вновь сбросила жокея на землю, и в результате начало скачек было задержано на целых десять минут.
Когда наконец скачки стартовали, Ре ал Леил тут же оказалась первой от конца, и расстояние между нею и остальными лошадьми все увеличивалось.
– Где ты нашел эту кобылу? – спросила у Абдуллы Пэйган, глядя, как Золотая Гондола уверенно выходит на первое место.
– В Кентукки, – весело ответил Абдулла. В конце первой двухсотметровки Ре ал Леил была последней. На третьей она шла уже в середине группы, причем с невероятной скоростью. На последней Золотая Гондола шла уже третьей, а Ре ал Леил рванула вперед и в результате пришла к финишу на полкорпуса раньше лошади, идущей следом.
– Я рада, что не поставила на фаворитку, она сегодня многих разорила, – смеясь, говорила Пэйган, когда они вместе с Абдуллой пошли поздравить победительницу. – Будь она настоящей золотой гондолой, она вряд ли смогла бы двигаться медленнее.
– Почти у всех нынешних гондол есть моторы.
– Как это неромантично. Неужели в Венеции не осталось золотых гондол?
– Остались. Ты никогда не бывала в Венеции, Пэйган?
– Нет, – ответила Пэйган. – А каковы твои ставки на следующий забег? О! Посмотри! Вот идет королева-мать. – Пэйган, в ее узкой розовой юбке, с трудом сделала реверанс.
Они медленно шли по направлению к тому месту, где конюхи готовили лошадей к отправке домой. Там стояла и Ре ал Леил, с которой снимали нарядное седло. Абдулла, похлопав лошадь по крутым, оливкового цвета бокам, протянул ей морковку.
– Его Величество наверху, – сообщил Пэйган старый слуга, проводив ее к черной лестнице. Женщинам было разрешено проходить только в определенные места клуба и строжайше запрещалось пользоваться парадным входом.
В гостиной на стенах были развешаны картины в золотых рамах. Пожилые официантки неспешно переходили от стола к столу.
– Я вижу, ничего не изменилось, – заметила Пэйган.
– Действительно, все осталось по-прежнему. И еда такая же скверная, – ответил Абдулла. Он дружелюбно кивнул министру обороны, проходящему мимо их столика. Та часть натуры Абдуллы, которая прошла школу Итона и Сандхерста, любила спортивные состязания и уважала традиции, великолепно чувствовала себя в этом клубе. Та же часть, в которой он ощущал себя истинным арабом, ненавидела атмосферу царства привилегий и предрассудков, разлитую в этих сумрачных комнатах, где собирались судьи, дипломаты, политики, священники, где они пили шампанское из серебряных кубков, развалясь в старых кожаных креслах.
Еще в раннюю пору своего знакомства, когда Пэйган и Абдулла ужинали в клубе, они осознали, что единственный способ здесь прилично поесть – это заказывать те продукты, которые привозили из личных имений членов клуба, то есть речную рыбу и дичь, а также всевозможные овощи, в том числе овсяный корень и критмум морской.
Абдулла краешком глаза следил, как Пэйган кладет кусочек подтаявшего масла на зеленую спаржу, потом отправляет в рот кусочки семги, заедая их молодым картофелем, бобами и огуречным салатом.
Потом принесли малину. Абдулла брал каждую ягодку двумя пальцами и аккуратно отправлял их в рот, одну за одной.
«Интересно, почему у такого резкого человека такой нежный рот?» – думала Пэйган, наблюдая за ним. Его губы чем-то напомнили ей нос Ре ал Леил. Пэйган почувствовала возбуждение флирта. С самой первой секунды их совместной трапезы она непрерывно ощущала на себе пристальный взгляд его карих глаз.
Когда официантка убрала серебряные чашечки с малиной, их руки оказались почти рядом друг с другом на белой скатерти. Абдулла легко положил пальцы на ладонь Пэйган.
– Я не хочу играть с тобой ни в какие игры, и я не хочу больше терять время. Мне необходимо, чтобы у нас были настоящие взаимоотношения. Я хочу тебя.
– Да? А я думала, что в Сидоне не бывает настоящих отношений, а существуют только политические интересы, – быстро и нервно заговорила Пэйган. – Я думала, у вас есть только политические браки. – Она тут же пожалела о своих словах.
– Дорогая Пэйган, – тихо произнес Абдулла, подумав при этом, что он с удовольствием бы ее прибил. – Мы же сейчас не в Сидоне.
– Вы будете кофе, сэр? – прервала их разговор официантка.
– А почему бы не попить кофе в моем номере в «Дорчестере»? – предложил Абдулла.
На целых полминуты Пэйган словно потеряла дар речи. Ноги ее тряслись, губы дрожали, мозг оцепенел от ужаса.
Тогда Абдулла произнес слово, которое не часто встречалось в его лексиконе, и произнес его быстро, с нажимом:
– Пожалуйста, Пэйган!
– Почему бы и нет? – как бы со стороны услышала Пэйган свои собственные слова.